Скучная Жизнь 4
Шрифт:
В голове стремительно замелькали образы, слова и идеи… вот Чон Джа и Бон Хва говорят прошлым вечером, по обрывкам разговора она понимает, что речь идет о Юне Юн, адвокату, старшему партнеру Чон Джа. Вот — Чон Джа и Бон Хва — отъезжают от школы на ее мотоцикле. Она возвращается домой рано, в пятницу она вообще может и не прийти или заявится под утро. И — трезвая. Выпившая, но — трезвая. В глазах — та самая мрачная решимость. Значит она все-таки поговорила с Юной и рассказала ей правду. Но… при чем тут Оби? Почему Чон Джа так на нее смотрит?
— А ну садись. — надавливает на нее своим тоном Чон Джа и Оби чувствует, как у нее — подкосились ноги и она — села, сама того не желая. Она вдруг поняла что почти в два раза меньше чем Чон Джа, а еще та — занималась тхэквондо и даже пояс мастера имела. Но даже если бы Оби была больше и сильнее — она все равно ничего не смогла бы сделать против такого ее голоса, против Красного в ее глазах. Она сглотнула, сжимаясь
— Хватит тут мне спектакль разыгрывать, инопланетянка. — продолжает давить на нее Чон Джа: — давай-ка ты мне расскажешь, что с твоими родителями произошло и почему я у тебя в глазах ни капли горя не вижу? Девочки, у которых сразу и папа и мама в катастрофе погибли — не могут быть такими бодренькими и жизнерадостными. И… вот только не надо сейчас глазами моргать так. Ты все понимаешь. Нет? Тогда позволь мне тебе объяснить. Мне в общем насрать, подменила ты своему отцу пилюли на снотворное или нет, это твоя жизнь, твоя отвественность. В полицию я не побегу, можешь успокоиться и перестать нож тискать. Ты же не думаешь, что справишься со мной? — она наклоняет голову набок и смеривает Оби тяжелым взглядом. Оби — еще раз сглатывает и поспешно отпускает рукоять ножа, которую она машинально взяла в руки. Она и не думала… у нее действительно никаких шансов. Нет, теоретически она могла бы, она знает, как это делать, она видела это в кино, просто взять нож и воткнуть Чон Джа в шею… но она никогда не сможет. Когда с ней разговаривали вот так — на повышенных тонах, включая Красное — она всегда терялась и впадала в ступор. В детстве, когда-то очень и очень давно, она поняла что сопротивляться или оправдываться бесполезно, если она пытается оправдаться, возражать или делать что угодно — ее наказывали гораздо жестче. И она оставила попытки сопротивляться, жизнь научила ее что сопротивление бесполезно, самой лучшей стратегией было — просто стоять и терпеть, пока другим — не надоест ее мучать. Ну или… лежать и терпеть. Умом она понимала, что сейчас не такая ситуация, что ей нужно действовать, но преодолеть себя не могла, руки и ноги стали как будто ватные, а в солнечном сплетении образовалась звенящая пустота, высасывающая из нее все силы.
— Вижу, поняла. — хмыкает Чон Джа: — так вот, повторю специально для тех, кто с Альфа Центавра. Мне плевать на твои внутренние драмы. Но мы, я и Юна с Бон Хва — поставили на тебя, понимаешь? Исковое заявление уже ушло в суд, на днях первое заседание. А ты — темная лошадка. Что если в суде вскроется что ты у нас своего папочку убила? Ты ведь убила его, Оби Ван? И теперь сидишь тут передо мной с таким невинным видом, как будто это ты у нас жертва. Ты — умная, циничная, но ебанутая… будь ты просто умной и циничной, так я бы и не беспокоилась. Потому что тогда я была бы в тебе уверена. Что ты — пройдешь с нами до конца и не подведешь нас, потому что мы — в одной лодке. Но ты — ебанутая на всю голову и что тебе завтра взбредет выкинуть — никто предсказать не может. Поэтому — помоги мне тебя понять, инопланетянка. Иначе я не смогу тебе доверять, а ты — живешь с нами. Мы едим из одного котла, пьем из одного чайника, спим в одной комнате. А если затея с иском против корпорации прогорит, то пострадаешь не только ты. Мы все ко дну вместе с тобой пойдем, я, Бон Хва и Юна. Особенно — Юна, она считай на кон свою карьеру ставит и репутацию. Поняла? Вижу, поняла… — Чон Джа откидывается на спинку стула и нетерпеливо барабанит пальцами по столу: — ну так что? Будешь со мной откровенно разговаривать, девушка с Альфа Центавра? Или…
— Н-не надо. — выдавливает она из себя. Красное из глаз Чон Джа постепенно пропадает и Оби — вновь может дышать. Мозг лихорадочно перебирает варианты поведения. Она знает что для долгосрочной перспективы общения и для того, чтобы остаться вот тут, рядом с Бон Хва, — ей нужно понравится Чон Джа! Очень нужно! Но… как?! Она уже знает, что Оби — подменила витамины в контейнере-таблетнице отца на сильнодействующее швейцарское снотворное матери. Она не хотела, чтобы они погибли, хотела просто чтобы они — подольше задержались в командировке, чтобы вечером их клонило в сон, и чтобы они — остались в гостинице, а не выехали обратно тем же днем. Она никогда в жизни не посмела бы вступить с отцом или матерью в конфронтацию, даже после того, как ее — фактически заперли в доме, запретив ходить в школу. Это случилось, когда мать узнала про Бо Рана и его друзей и то, что она с ними делала. Тогда ее избили по-настоящему, мать как будто с ума сошла, она била ее сперва палкой от веника, потом — сложенным вдвое шнуром от чайника, а потом — просто пинала ее ногами. И кричала. Как будто Оби было мало ее Красного, которое и так делало ей больно. А ведь она ничего плохого не хотела, она просто хотела понравится. Так она и сказала матери, когда та — выбивала из нее ответ, почему она позволила этим мальчикам себя осквернить, да еще и записывать это на камеру. Когда мать — повысила голос и ударила ее по голове в первый раз — она не нашлась что ответить и сказала правду.
Мать кричала что Оби — позорит всю семью и что у нее что-то не то с головой, что ее нужно сдать в сумасшедший дом или в монастырь. После этого — с ней разговаривал и отец. Ей запретили выходить из дома, запретили ходить в школу, и она проводила все время в своей комнате, задыхаясь от Красного. А ведь школа в тот момент была единственным местом где хоть кто-то относился к ней хорошо. Ведь в тот момент, когда Бо неловко пошутил про «а давай займемся этим все вместе», а она — просто встала и сняла с себя рубашку — в тот момент парни ее просто боготворили. Она — купалась в одобрении и эйфории… правда длилось это недолго. Очень быстро они стали такими же как и все — Красными.
Так что… у нее не было выхода, ей была нужна передышка, хотя бы на сутки. И она — поменяла витамины в таблетнице отца на снотворное. Она не хотела их убивать… но получилось даже лучше, чем она думала! Теперь, когда родителей нет — она была вольна делать что угодно, а ей была нужна ее эйфория… и она пошла туда, где было так легко добиться одобрения от мужчин. Но… Чон Джа не поверит в эту историю. Более того, такая Оби ей не понравится. Ее нужно удивить. Оби сглатывает. Она наконец видит Путь. Как именно ей убрать Красное из глаз Чон Джа и остаться с ними рядом. Рядом с Бон Хва, от которого всегда идет эйфория и никогда — Красное.
— Что же… — Оби выпрямляется и складывает руки на груди, тон ее голоса мгновенно меняется, она говорит словно опереточная злодейка, не хватает только истеричного «муа-ха-ха»: — что же, ты поймала меня, старшая сестренка. Хочешь поговорить начистоту? Давай поговорим… вот только имеешь ли ты право меня судить? Кто как не ты — подставил Бон Хва под удар Змеи Вонг? А ведь парень спас тебя в парке от избиения и надругательства, а может и от смерти. Но ты — подставила его и теперь он вынужден еще и по ночам работать. А если бы у него не было Старшего в голове? Или… например твоя выходка с отцом Гванхи и покупкой нового автомобиля? Ты же не сказала Юне о том, что взяла с него деньги за молчание, да? Ты просто воровка и оппортунистка, пиявка, которая присосалась к нему и Юне и высасывает из них ресурсы… да еще и подворовывает у них.
— … чего?! — Чон Джа отстраняется назад, так, словно ее сейчас ударили, но Красный из ее глаз пропадает окончательно и Оби — продолжает, понимая, что надавила на нужный нерв, что говорит и действует правильно. Эта Чон Джа — не зависима от общественного мнения, она не поймет потребность Оби нравится близким и боязнь Красного. Но в злодейку-Оби, в оппортунистку-авантюристку, которая ошивается рядом, желая сорвать куш, а потом — забрать все деньги и исчезнуть в тумане — она поверит тотчас. Потому что сама такая. Значит, Оби нужно сыграть такую злодейку. Нужны мотивы… какой у нее может быть мотив? Злодейка, которая хочет денег? Но пока у них нет денег, а эта история с подачей в суд на огромную корпорацию сулит больше неприятностей чем прибыли. Нормальная авантюристка-злодейка держалась бы от этого подальше. А то и вообще, связалась бы с корпорацией первой и сдала им (конечно же за деньги) инженера Ли с его совестью и муками совести. И получила бы свои миллионы, а инженер Ли — бетонные башмаки или петлю в номере дешевого мотеля с запиской «я сам решил повеситься, никто меня не заставлял». Значит — ей нужно что-то от них самих, иначе Чон Джа ей не поверит. Сказать, что она — любит Бон Хва? Но тогда она вступит в конфликт с Су Хи… а она только что выстроила с ней отношения.
Оби ловит опасный блеск в глазах у Чон Джа и поднимает руки вверх, ладонями к ней, как будто сдаваясь.
— … погоди. — говорит она: — я не хочу конфликта. Мы можем продолжать сотрудничать, ведь в короткой перспективе мне нужно то же самое, что и тебе. Я забочусь о вашем благополучии и стою на вашей стороне, потому что ваша сторона — это моя сторона. Ты правильно сказала, мы все в одной лодке. Ты, я, Бон Хва и Юна. И я не собираюсь подводить команду. Как и ты. Да, ты утаила деньги, которые ты получила от отца Гванхи, но ты испытываешь чувство вины за это и все время настаиваешь на том, чтобы платить за совместные посиделки с Юной. А она — никогда бы не взяла от тебя денег. Мне… мне нужно быть с вами. И поэтому я готова вам помогать. Нет, неправильно. Помогать именно тебе.
— Насколько я могу доверять змее, которая собственного отца убила? — поднимает бровь Чон Джа: — или ты снова расскажешь слезливую историю как он тебя избивал и насиловал вместе с матерью?
— Нет. — выпрямляется Оби. Она бы с удовольствием рассказала такую историю, но горькая ирония ситуации заключалась в том, что хотя действительно ей доставалось от родителей — Чон Джа ей уже не поверит. Вот когда начинаешь жалеть, что кричала «Волки! Волки!».
— Скажем так — у меня были основания. — говорит она: — и я ни о чем не жалею.