Скуф. Маг на отдыхе
Шрифт:
Есть у меня один слуга или… как он там сам себя называет? Камердинером, кажется. Кузьмич. Вильгельм Куртович Зеехофер, если быть точным. Язык сломаешь, пока произнесёшь.
Австрияк.
Как так получилось, расскажу позже, сейчас не об этом. Сейчас о том, что Кузьмич меня в одну каску задолбать сумел. Всю жизнь его прогоняю, говорю: «Иди, Кузьмич! Живи своим умом! Беги, доходяга, ты свободен!»
А он мне, мол, нет да нет. Вы без меня, мол, барин, пропадёте. И не уходит. Я ему, помнится, даже денег предлагал, а он всё
А как-то раз его раз на вертолёте в тайгу отвёз за четыреста километров, но он ведь смышлёный, сука. Пока едет, дорогу запоминает. Как кошак.
А прицепился ко мне Кузьмич ещё во время войны.
Мы тогда с союзниками Вену от нежити зачищали, и я его от толпы зомбарей спас. Как именно спас, уже не помню; там ведь каждую минуту вокруг мясо происходило. Ну… вот Кузьмич на почве острых ощущений умишком-то и тронулся. Решил, что обязан мне жизнью, и поклялся служить вечно. По какому-то там своему благородному кодексу. Джентльмен типа.
Паскуда такая.
Ну…
Ладно уж, брюзжу.
Мужик он на самом деле в хозяйстве полезный. Русский освоил, как родной, и даже в менталитет нашинский с головой занырнул. Тощий разве что и бледный, как нежить. И бородка его эта… назову «козлиной», так ни за что, ни про что козлов обижу.
Опять же в этикетах разбирается.
— Ваше Благородие, — Кузьмич открыл перед Володей дверь автомобиля. — Удачной вам дороги.
Ну а я сейчас стоял на крыльце и махал товарищам рукой. Херово, конечно, что на ночь не остались, ну да ничего. Дела у них всё, заботы. Пашут как мерины в борозде.
Погода на дворе роскошная. Ранние августовские сумерки, первые звёзды и последние сверчки. В теле прямо-таки невесомость. И ещё чувство алкогольной недосказанности, так что спать я точно не пойду. Пойду лучше зайду к Лёхе, проведаю, как там дружище.
Кортеж богатых чёрных машин с мигалками и государственными номерами выехал за ворота, а я ещё чуток позалипал в небо и двинулся в путь.
Удалёнка не спала.
В окнах домов горел свет. Жители садового товарищества «Пересвет» разделяли мою светлую грусть и отдыхали в беседках и на крылечках, попивая кто пивко, а кто и что покрепче.
— Василий Иваныч! — крикнул сосед и воздел в небеса крепко сжатый кулак, мол, всё ништяк.
Я согласно кивнул и двинулся дальше.
По сухой раскатанной двухколейке, через шлагбаум и прямо в лес.
В Удалёнке я живу вот уже десять лет. С тех самых пор, как закончилась война и мне дали выбор — заниматься хрен пойми чем и продолжать выслуживать медальки в мирное время или же демобилизоваться в запас. Естественно, я выбрал второе.
Войны же ведь больше нет?
Нет.
Так что лучшее, чем я могу быть сейчас полезен своему Отечеству, так это быть довольным и отдохнувшим. Ведь… вдруг снова начнётся? А я как раз в тонусе и отличном настроении, готов приступить к скоростной поломке вражьих рож.
Ну а персональной императорской пенсии, которую я получал, хватало на все мои хотелки.
Дом — мечта.
Два этажа, гостиная с панорамными окнами на садик, гараж на две тачки, баня. Вместо парников и сраных грядок — аккуратный стриженый газон. Беседка с мангалом. Сад камней… ну… это приколюха Кузьмича; он там периодически медитирует и мычит на пустоту.
Плазма на всю стену, приставка, джакузи, стол для пинг-понга, барная стойка и даже винный погреб. Вина в нём, правда, особо нет, в основном закрутки под закусь.
М-м-м… что ещё?
Личная пасека в километре от СНТ.
Мотоцикл. Что характерно без коляски. «Харлам Давыдов» между прочим, а не говно ордынское. Снегоход для зимы, внедорожник для межсезонья, а для лета моя кабриолетовая ласточка цвета свежей ссадины.
Несколько сисястых соседок, не обременённых мыслями о замужестве, и старый друг в лесу.
К слову, о старом друге в лесу.
Мы с Лёхой Чего прошли вместе всю войну и вместе ушли на покой, и вместе переехали в Удалёнку. Вот только он, будучи одним из сильнейших друидов Российской Империи, не смог жить в четырёх стенах и отправился на природу.
Сказал, мол, не может без практики. Профдеформация, все дела. Да и соседи шугались его ручного мишку, если уж начистоту.
Кляузы председателю писали.
Вот и хожу я теперь к нему в землянку периодически. Выпить и заодно проверить, не сожрала ли его какая-нибудь гигантская мухоловка — результат его друидских экспериментов.
— Здарова!
— Ох, ёптвою! — подскочил Лёха Чего с бревна.
Своё прозвище он получил неспроста. Не такой уж и старый, сорок пять; мой ровесник, и вовсе не дряхлый, но на ухо Лёха был туговат.
— Как дела?
— Чего?
— Дела как?!
— А, — кивнул Лёха. — Нормально.
— Генералы заезжали.
— Чего?
— Генералы, говорю, заезжали! Привет тебе передавали!
— А, — и снова кивок. — И им того же.
— Вздрогнем по маленькой?
— Чего?
— Вздрогнем, говорю?!
— Ой не-не-не, — загадочно улыбнулся Лёха. — Мне уже на сегодня хорош.
Употреблял Лёха исключительно за компанию. Так у него были свои средства — друидские. Можно сказать, вся сила природы. Травки, ягодки, грибочки. Зимой настойки, да притом такие, каких ни у кого больше не сыщешь.
А один раз я спалил, как Чего лизал жабу.
От предложения долизать я отказался, но от Лёхиного прихода остался под сильным впечатлением.
Помнится, нам ещё соплякам в Академии говорили: «Что друиду здорово, другим магам — смерть».
Короче говоря, Чего, как и я, жил в своё удовольствие, без оглядки на кого бы то ни было. Интересно только, что он делает со своей пенсией? И получает ли он её вообще? Может ведь статься так, что лесной отшельник у нас богатей с миллионами на счетах?