Скверна
Шрифт:
– А оно нужно тебе знать? – сам себя вполголоса спросил Вермис. Спросил и замер. Подумал или спросил? Отчего будто на языке все и прежде подуманное повисло? – Эй!
Закричал, как подрезанный, задохнулся от ненависти, забыл имя стражника Вермис, но тот уже тут как тут вытянулся. Да, приятель, бояться можешь и Джофала, и Слагсмала, и Ути, но рядом с собственным мастером бойся мастера.
– Значит, так, – потянул на плечи рубаху Вермис. – Глаз с этого лаэта и с лекарки хромоногой – не спускать. По четыре глаза на каждого. Два издали, два вблизи. И ночью тоже! А как стемнеет, тащи лекарку ко мне в шатер. Но без увечий, ласково. И снадобья ее прихвати. Все понял?
– Понял, – шепнули обветренные губы. Воин развернулся и побежал к шатрам стражи.
– Не суетись! – рявкнул ему вслед Вермис.
Стражник перешел на шаг.
«Вентский увалень из глухой деревни», – определил Вермис и подбросил на ладони амулет:
– Вот и посмотрим!
Фламма, на которую молились раненые и недужные на лекарском стойбище и которую ласково окликали Аксиллой, возилась с ногой молодого свея. Рана давно бы зажила, но юнец все никак не мог дождаться, когда сможет прыгать не на одной, а на двух, и то и дело срывал повязки раньше времени, упрашивая Аксиллу не тратить на него снадобий, а применить наговор; не может быть, чтобы она не заколдовывала раны, таких вытаскивала из-за смертного полога, что с этим нагноением, как с занозой, должна справиться. Фламма шипела в ответ свейские ругательства, заматывала с нужной травкой ногу и косилась на полог; в шатре было жарко, пахло гноем, а помощница ее подвязала полог плохо – привязь ослабла и ткань перегородила спасительный сквозняк. Ну, точно, постанывает за подрагивающей перегородкой со стражником; кому и насилие в радость или и не насилие уже? За месяцы вроде как и сроднились с разбойниками?
Затянула последний узел, потрепала свея по белобрысой шевелюре, скорчила еще сильнее и так уже перекосившую лицо гримасу, подхватила тяжелый камень и захромала наружу. Столкнулась с Алиусом и тут же осветилась улыбкой и о гримасе забыла. И он в ответ не сдержался от улыбки, хотя и тревога плескалась в глазах. Только бросил быстрый взгляд в шатровый сумрак, мало что разглядел, но блеск глаз молодого хромоногого заметил.
– Ну что там еще? – вернула на всякий случай на лицо гримасу Фламма, присела на деревянный чурбан, поставила ногу на прикованный к цепи камень.
– Уходим, – прошелестел Алиус, – сегодня же.
Вздохнула, но кивнула, словно и не собиралась спорить.
– Что это? – не понял лаэт. – А поспорить со мной? А еще два неотомщенных мерзавца?
– Все тут мерзавцы, – еле слышно ответила Фламма, пытаясь удержать все ту же рвущуюся с губ улыбку. – И армия Ардууса пойдет против свеев, доберется до их стойбищ, тоже почти поголовно в мерзавцев обратится. А эти… Главных, кто убивал моего отца, я уже прикончила. А двое, что остались… С ними смерть и без меня обойдется… Да и в войске они теперь. Что же получается, сила эта на мои земли пойдет, а я их врачевать продолжу?
– И все-таки не понимаю, – удивился Алиус.
– Паренька с гнойником видел? – поинтересовалась Фламма. – Под утро я прикорнула, как обычно, носом в тряпье, чтобы лицо не показывать, так он подобрался с лампой, выглядывал что-то. Боюсь, что видел меня без гримасы. С самого утра глаза таращит, с лица моего глаз не сводит. Да и нога его…
– Зажить уже должна… – заметил Алиус.
– Расковыривает, – объяснила Фламма. – И наговор выпрашивает. Ну, я ему сделала наговор… Не колдовской… Травку другую подвязала. Через час уснет. Если и проснется, то к утру только и кричать будет громко. Дуть станет на ногу, забудет, что такое ковырять ее. Впрочем, я уже сказала помощнице, что наложить потом на рану, чтобы он ногу не потерял. У тебя что?
– Не удержался, – скривил губы Алиус. – Навел легкую ворожбу. Да не наговором, пальцами выстроил на спине Вермиса.
– Почувствовал? – встревожилась Фламма.
– Ворожбу нет, – покачал головой Алиус. – Да что с той ворожбы? У него на поясе ловушка наговоров висела, она и не нагрелась даже. Другое тут. Я ему язык развязал, вот это он и почувствовал на последних словах. И насторожился, думаю. Так что уходим сегодня. То, что хотел, я узнал.
– И что же? – сдвинула брови Фламма.
– Рядом камень… – прошептал Алиус, перстень извлек из-за пазухи, спрятал его чуть ослабевший блеск в пригоршню. – Рядом со Слагсмалом. В девке одной, что за него зацепилась. Как действует, не знаю. Но воинство скрепляет чуть ли не крепче извести в крепостных стенах. И с камнем что-то такое делает. Она вскрыла Иевус. Хотя здесь, в Шуманзе, ее умение не взялось. Но не ты ли говорила, что была какая-то магия в городе, противостояла шаманам? Хотя уж и не уверен я в шаманах. И магия эта город не спасла в итоге…
– Убить ее надо? – спросила Фламма, понизив голос. – Ведь на Ардуус пойдет эта орава.
– Убить? – заинтересовался Алиус, прищурился, спрятал перстень. – Убить можно. И самим погибнуть. Только разве можно яд лить в реку, не зная, кто из нее пить будет ниже по течению?
– А с перстнями такими убийцы, вроде тех, что были посланы к принцу Лаписа, приходили к Слагсмалу или к Джофалу? – поинтересовалась Фламма.
– Нет пока, – пробормотал Алиус. – Я не слышал о таком. И если не пришлет неведомый хозяин убийц сюда, значит, смерть, которую сеет это воинство, его устраивает.
– Тот, кто их посылает… – начала Фламма.
– Тому нужна кровь, много крови, – продолжил Алиус. – Или что-то такое, о чем мы пока не подозреваем. Собирайся. У меня все готово.
– У меня тоже, – ответила Фламма. – Уйдем в сумерках, тихо.
Тихо уйти не удалось. И не потому, что двое вентов следили за лекарями от шатра Вермиса, а еще двое так и сели у входа в лекарский шатер. Сразу после полудня появился отряд взмыленных от скачки дозорных, которые принялись спешно перетаскивать больных и увечных в соседние шатры, освобождая самый большой и крепкий под прибытие какой-то важной персоны. Во всяком случае, все лишнее было тут же завязано в узлы и вынесено прочь, а на утоптанную землю внутри шатра были положены ковры, да и Вермис забыл о больной спине, бегал, словно ошпаренный, вдобавок приказал и Аксилле, и Алиусу быть наготове, а значит, разворачивать снадобья и кипятить воду. Когда через час на дороге показался отряд всадников, двигавшихся споро, но осторожно, Алиус понял, о ком шла речь. В окружении стражников, с трудом удерживая равновесие в седле, ехал Слагсмал. Во всяком случае гладко обритый череп мог принадлежать только ему. Рядом с ним держалась женщина, которую до сего дня вблизи Алиусу видеть не приходилось. Ее рука лежала у Слагсмала на плече, и, кажется, именно она не только не давала упасть воителю с лошади, но и удерживала его в царстве живых. Грудь и живот Слагсмала перехватывали побуревшие полосы ткани.
– Его магия держит, – прошептала, прищурившись, Фламма еще за четверть лиги до процессии. – И нам без магии не обойтись.
– Оставь это мне, – прошептал Алиус. – Я буду вести, ты помогай да смотри вокруг. Если что буду делать не так, подправишь. Кажется, что-то подобное я вылечил на самом себе. И о гримасе не забудь. Но этой ночью уходим в любом случае. Да, – Алиус оглянулся на помощниц, которые с испуганными лицами замерли в десятке шагов за их спинами, понизил голос. – Что случилось-то? Ты, когда накладывала повязку этому любопытному свею, словно светилась!