Скверная жизнь дракона. Книга шестая
Шрифт:
Твари шли за нами неуклонно, но меня больше беспокоил лагерь. Я кинул вверх холма быстрый взгляд и с вопросом посмотрел на Клауса.
— Опасность только спереди.
— Тогда… — я глубоко вздохнул, чувствуя, как моральную тяжесть одной из проблем только что разорвала нежить, а оставшееся мечами закололи матоны. — До вечера у нас всех будет достаточно работы.
Я не соврал — с нежитью мы действительно провозились достаточно долго, последняя тварь умерла ровно перед закатом солнца. Когда мой план свершился — то на обычную землю хлынуло больше трёх сотен
Второй причиной медленных действий стало то, что тварей убивали лишь четверо матонов. Клаус после моего спасения вернулся на холм, чтобы охранять Касуя и Хубара. Или сторожить, чтобы первый чего-нибудь эдакого не отчебучил. Матоны же попеременно сменяли друг друга, потихоньку разбирая лагерь наёмников и стаскивая их пожитки в их же телеги — теперь всё это принадлежало дому Миастус. Церковник был рядом с благородным практически всё время, лишь раз он выглядывал, задумчиво оглядывая вереницу тварей за моей спиной.
Когда всё закончилось и я, усталый и такой довольный собой поднялся на холм, где от лагеря наёмников осталось лишь пустое кострище и четыре трупа, которые Касуй вроде как отказывался даже забирать или хоронить — меня встретил церковник.
— Интересная ситуация произошла, не так ли, Ликус?
— Вполне примечательная, Хубар, — я бросил короткий взгляд через плечо на очищенную зону в скверне. Там лежали тринадцать трупов, пропитываясь скверной. Они либо поглотятся, либо станут новой нежитью.
— И вполне неожиданная, хоть и приемлемая, — церковник протянул мне небольшую верёвочку, длиною в две ладони. — Возьми. Через минуту она тебе пригодится.
— Тонкая. На ней не повесится, да и дерева поблизости нет.
— Она не для этого, Ликус. — белобрысый нутон говорил спокойным, и несколько могильным голосом. Мне это не понравилось, но бечёвку я всё же взял.
В центре бывшего лагеря меня встретил Касуй. В окружении матонов, он сжимал свой полуплащ небесного цвета в левой руке. Когда я приблизился — благородный молча протянул его мне.
— Это вызов на дуэль по правилам академии, — пояснил Клаус действия ученика.
— Я могу отказаться?
— От обычной дуэли — да. От дуэли по правилам академии — нет. Отказ от дуэли — признание себя проигравшим. Это равнозначно смерти. Левой рукой передай свою паранаю вызывающему ученику, правой возьми его. Обмен должен произойти одновременно.
Я угрюмо пожал плечами. Про правила дуэлей я знал лишь то, что магия и заклинания в них решают не меньше, чем меч и умение махать кулаками. С последними у меня всё в порядке, но вот с первыми были известные проблемы.
Мы обменялись паранаями. Касуй скатал её в трубочку, накинул на плечо и перевязал небольшой верёвкой на груди, образовав эдакий бублик. Я сделал так же. Как сказал Клаус — это официальное подтверждение, что носитель паранаи участвует в дуэли. По пути к лесному лагерю я лишь выругался про себя, и на себя. Мой план прошёл практически идеально, но я не учёл Касуя и его желание отомстить за смерть наёмников. Из-за этого я из одной скверной ситуации попал в другую, не менее скверную.
Глава 3
Сегодня шёл долгий двадцатый день, как вереница телег вернулась в академию, меня под конвоем двух матонов проводили к бараку и запретили выходить до выяснения обстоятельств в магистрате. Все прошедшие девятнадцать дней я только и делал, что завтракал, обедал, ужинал и плевал в потолок. Но мне компанию составляли книги, да и выходил я на улицу аж четыре раза, так что скучать не приходилось. Касуй же, которого по возвращении так же заперли в своём бараке, получил вольницу уже на следующий день. Эта невозможная несправедливость связана с особыми условиями моего обучения.
В тот день у скверны, когда мы обменялись паранаями и пошли в лесной лагерь — я тогда чувствовал себя вполне сносно. Так, в груди побаливало от каждого шага да в глотке неестественно хрипело при каждом вздохе. Съев ужин, я обсудил план отъезда с Клаусом и сразу же нырнул в свою палатку, собираясь как следует отоспаться. И в тот самый момент, когда я устроился поудобней и расслабился — адреналин окончательно выветрился из крови. Я удержал в себе стон, хотя от боли едва мог дышать. Казалось, что здоровенными ржавыми гвоздями и могучими ударами кувалд мою грудину приколотили к позвоночнику. Но мучился от боли я недолго, чуть больше получаса, пока привезённые со скверного материка зёрна не подействовали. Они обезболивают, но сильно бодрят, так что я смог уснуть только к рассвету, и то проспал чуть больше часа. Я тогда пожалел, что не захватил с собой хотя бы один микл.
Касуй и шесть матонов уехали в академию на следующий день после обмена паранаями. Я, Клаус, два матона и Хубар остались, чтобы закончить начатое исследование. С трудом передвигаясь из-за болей в груди, я стараясь использовать яйца только на ночь. Но даже так я получил несколько интересных сведений.
Год назад на материке скверны я убил двух дворфов за пределами порченой зоны — но напрочь забыл, восстановила ли их скверна. А если восстановила, то как скоро. Но эта Антанская макира, скверное место, где проводилось исследование — она восстановила нежить за одну ночь. Но только убитую в пределах скверны. Вышедшие за мной твари исчезли навсегда, а трупы наёмников пропали и новой нежити из них не получилось.
Белобрысый церковник что-то задумчиво прошептал, увидев огромную проплешину в рядах нежити. Наверно, практически час Хубар пародировал статую «ошеломлённого мальчика», прежде чем спустился на склон холма. Там я ходил по местам, где матоны расправлялись с тварями, в тщетных попытках найти хоть что-то оставшееся после них. Нежить была без телесных модификаций, но даже перчатки или ботинка после себя не оставила. Это навело меня на некоторые мысли.
То, чем в меня, маму и сестрёнку стреляли ублюдки около нашей пещеры, они же использовали против армии остроухих. Но если обычная скверна — обычна, и с каким-то шансом может оставить вещь после себя, то скверна в тех огромных иссиня-чёрных шарах концентрирована до предела. Это доказывала жуткая боль в шрамах.