Скверная жизнь дракона. Книга третья
Шрифт:
— Квак, квак.
Размытый силуэт сложило пополам. Кагата приложила руки ко рту и едва сдерживалась, чтобы не засмеяться во весь голос. Но я слышал, что она смеялась тихо-тихо, как мышка. Сквозь пальцы плотно сложенных ладоней воздух вырывался со свистом, чем ещё сильнее раззадоривал орчиху. Её крутило от смеха, она едва сдерживалась.
Я смотрел на это всё и мысленно ликовал, снаружи оставаясь полностью спокойным. Потому что она теперь моя. Моя! С потрохами от кончика носа до пяток! Да, чёрт возьми, да! Она мне всё расскажет, всё до последней
Минуты три орчиха сотряслась от едва удерживаемого смеха, всё время смотря на вход в шатёр и постепенно приходя в адекватное состояние. Наконец она полностью распрямилась и убрала руки от лица.
— Мне не хочется примерять корону предводителя лягушек, — я поставил точку.
— Неужели древнейший не хочет возглавить это многочисленное семейство? — в голосе орчихи исчезла усталость, а на её место пришла лёгкость. Даже какой-то детский азарт.
— Может быть, в этом есть свой почёт, но судьба уготовила мне другую участь. Я буду зваться «Ужасом, летящим на крыльях ночи». Так что кто-нибудь другой пусть носит титул «Квакающий ужастик цвета болотной тины».
Кагата прыснула и сказала ровным и чуть нежным голосом:
— Я согласна с тобой, древнейший. Тебе совсем не к лицу…
— К морде? — уточнил я, понимая, из-за чего орчиха запнулась.
— Да. К твоей морде не подойдёт цвет болотной тины, — Кагата остановилась, то ли переводя дух, то ли внутренне соглашаясь сама с собой. — Я помогу тебе пить воду.
— Спасибо, — я легонько кивнул и мне показалось, что Кагата чуть отступила, не веря в происходящее. — Как раз смогу понять, насколько оно восстановилось. Я скажу об этом, и ты сможешь передать вождю.
— Передать что?
— Мои слова. О моём зрении. Ты ведь присутствовала при нашем разговоре.
— Я присутствовала при вашем разговоре, древнейший, — голос Кагаты стал холодным как звон сосульки на морозе. — Но я не могла слышать ваш разговор.
— Почему? Ведь дети Мкаатух способны общаться между собой без слов.
— Ты прав, древнейший. Но лишь тогда, когда все рашаа ну шаар Мкаатух статут едины. Но до тех пор шаар ну Руссуут не способны шуусо ну рараас шаар Суттаак. Как и не способны шаар ну Суттаак шуусо радоор шаар ну Руссуут.
— Но ведь ты жена будущего вождя и сильнейшего воина племени? — мой мозг едва не вскипел от потока орочьих слов. — Тебя ведь приняли в племя.
— Это не изменит волю рашаа ну шаар Мкаатух, — голос Кагаты охладел настолько, что был способен заморозить воду.
— Я… Я хочу извиниться перед тобой. Мои знания о вас были поверхностны и своим незнанием я обидел тебя, вскрыв болезненную рану твоей души. Я прошу тебя простить меня, — я чуть опустил голову, как бы показывая своё смирение.
— Но за что древнейший просит прощение, если многие разумные не знают наших устоев. А когда узнают, то лишь отмахиваются от наших чувств. Подними голову, прошу, — орчиха опомнилась и её голосу вернулась прежнее спокойствие. — Я не злюсь на тебя.
— Спасибо. Но всё равно я должен был извиниться.
Повисла пауза. Настала пора заканчивать сегодняшний день.
— Завтра я пойму, как быстро восстанавливается моё зрение. Заодно скажу, когда вновь усну.
— Уснёшь? Древнейший говорит о тех днях, когда вождю пришлось отложить привод баранов?
— Да. Я тогда спал, и в скором времени усну вновь. Это не следует называть сном, но это самое ближайшее описание, — я замолчал, будто подбирал слова. — Если хочешь, я объясню подробней, но только завтра. Сейчас мне мешает думать голод. Да и у тебя был тяжёлый день. Тебе следует отдохнуть. Спокойной ночи.
— Дуура ну суура, древнейший. Тихой ночи, — ответила Кагата и канал мыслеречи оборвался. Но стоило размытому силуэту повернуться боком, как орчиха застыла, словно не решаясь что-то спросить.
— Ты что-то хотела сказать? — стараясь не упустить возможность, я быстро прокинул обратно канал мыслеречи.
— Нет, я… — орчиха запнулась, явно не решаясь продолжить мысль.
— Если ты что-то хотела спросить, то не стесняйся и спрашивай. Прошу, ты ведь согласилась мне помочь, и выслушать тебя — это то малое, чем я могу ответить.
— Нам рассказывают, — заговорила Кагата после минутной паузы, — что древнейшие стоят выше нас и презирают нас, обычных разумных. И ксаты ведут себя надменно, подражая вам. И я не помню, чтобы кто-то из них шутил или вёл себя как простой разумный. Но древнейший не похож на тех, кого я представляла. Неужели все древнейшие подобны тебе?
Я задумался, не зная, что сказать. Точнее, я-то знал, что сказать — но как? Какие слова подобрать, чтобы ответить на вопрос и не вызвать подозрений? Ведь я знал лишь трёх драконов и не могу точно сказать, как они вели себя с другими разумными.
— Я… — внезапно пришедшая в голову мысль опустошила мне разум, оставив единственное воспоминание. На сердце защемило. — Бывало, проходили года, когда я не слышал чужого смеха, — я посмотрел на размытый силуэт орчихи. — Спокойной ночи, Кагата. Увидимся завтра.
Оборвав канал мыслеречи и опустив голову на землю — я закрыл глаз, но прекрасно слышал, как орчиха шуршала одеждами, словно перебирая край кофты или чего-то ещё. Лишь спустя долгих десять секунд Кагата наконец-то ушла.
Про смех я говорил правду, ибо после перерождения вёл себя с сестрёнкой не самым лучшим образом. Лишь в последние четыре года она частенько смеялась и вела себя как самое наглое и озорное создание. Но насколько бы не были эти воспоминания приятны — сейчас на рефлексию времени нет. Надо разработать дальнейшие шаги по охмурению Кагаты, ведь именно сегодня у меня явно получилось с ней сблизится.