Скверное начало
Шрифт:
Глава шестая
Наутро, когда дети, пошатываясь со сна, вошли в кухню, они вместо записки от Графа Олафа нашли там его самого.
— Доброе утро, сироты, — приветствовал он их. — Овсяная каша вас уже ждет. Дети уселись за кухонный стол и с опаской уставились в миски. Если бы вы знали (Графа Олафа и он бы вдруг подал вам заранее приготовленный завтрак, вы бы тоже боялись: а нет ли в каше чего-нибудь страшного: отравы, например, или толченого стекла. Но вместо того или другого Вайолет,
Клаус и Солнышко увидели, что на кашу
— Спасибо, — осторожно проговорил Клаус, достав одну ягоду и разглядывая ее. А что если это ядовитые ягоды и только выглядят красиво? Граф Олаф заметил, с каким недоверием Клаус рассматривает малину, улыбнулся и выхватил одну ягоду из миски у Солнышка. Затем, переводя взгляд с одного на другого, забросил ее себе в рот и съел.
— Разве малина не восхитительна? Когда я был в вашем возрасте, это были мои любимые ягоды.
Вайолет попыталась представить себе Графа Олафа подростком, но не смогла. Эти блестящие глаза, костлявые руки, зловещая улыбка — все это бывает только у взрослых. Несмотря на страх перед ним, Вайолет все-таки взяла ложку в правую руку и принялась за еду. Ведь поел же Граф Олаф и кашу, и ягоды, может, там и вправду нет отравы. Кроме того, она очень проголодалась. Клаус тоже начал есть, а Солнышко вообще успела размазать кашу с малиной по всему личику.
— Вчера мне звонили, — продолжал Граф Олаф. — Мистер По рассказал, что вы приходили к нему.
Дети переглянулись. Они рассчитывали, что посещение будет строго конфиденциальным, то есть «останется их с мистером По тайной и эта тайна не будет выболтана Графу Олафу».
— Мистер По сказал, что вам, оказывается, нелегко приспособиться к тем условиям жизни, которые я вам так любезно обеспечил. Мне огорчительно это слышать.
Дети посмотрели на Графа Олафа. Выражение его лица было серьезным, как будто он и в самом деле огорчен, но в глазах при этом бегали огоньки, какие бывают, когда говорят не всерьез.
— Да? — отозвалась Вайолет. — Зря мистер По вас побеспокоил.
— Я рад, что он позвонил, — возразил Граф Олаф, — я хочу, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома, я же теперь ваш отец.
Дети слегка вздрогнули — они с грустью вспомнили своего доброго отца, глядя на сидевшую напротив никудышную замену.
— В последнее время, — продолжал Граф Олаф, — я очень нервничал из-за выступлений моей труппы и, боюсь, вел себя несколько отчужденно.
Слово «отчужденно», само по себе просто замечательное, совершенно не подходило для передачи манеры обращения Графа Олафа с детьми. Вести себя отчужденно означает «неохотно общаться с другими людьми». Скажем, стоит на вечеринке в углу и не желает ни с кем разговаривать. Но оно неприменимо к тому, кто выдал одну кровать на троих, заставляет выполнять трудную работу и отвешивает пощечину ребенку. Для таких людей найдется много определений, но слова «отчужденный» среди них нет. Клаус чуть не рассмеялся, услышав такое неуместное употребление этого слова. Но поскольку на лице у него
— Поэтому, чтобы вы скорее привыкли на новом месте, я хочу взять вас в мой следующий спектакль.
— Какое же мы примем в нем участие? — поинтересовалась Вайолет. После всех трудных заданий Графа Олафа ей совсем не улыбалось делать что-то еще в том же роде.
— Значит, так, — глаза у Графа Олафа заблестели еще ярче, — пьеса называется «Удивительная свадьба», написал ее великий драматург Аль Функут. Мы дадим только одно представление — в эту пятницу вечером. Пьеса эта про одного очень храброго и очень умного человека, и его играю я. В финале он женится на молодой красивой женщине, которую любит. Толпа присутствующих ликует. Ты, Клаус, и ты, Солнышко, будете ликовать в толпе.
— Но мы будем гораздо ниже остальных, — сказал Клаус. — Не покажется ли это публике странным?
— Вы будете изображать двух карликов на свадьбе, — терпеливо разъяснил Олаф.
— А что буду делать я? — спросила Вайолет. — Я умею обращаться с инструментами и могла бы помочь вам устанавливать декорации.
— Декорации? Ни в коем случае! — воскликнул Граф Олаф. — Чтоб такая хорошенькая девочка работала за кулисами — это никуда не годится.
— А я бы с большим удовольствием, — настаивала Вайолет.
Бровь у Графа Олафа поползла вверх, и бодлеровские сироты сразу узнали этот признак гнева. Но бровь тут же опустилась, — видимо, он заставил себя сохранять спокойствие.
— Нет, у меня для тебя есть важная роль на сцене. Ты будешь играть молодую женщину, на которой я женюсь.
Вайолет почувствовала, как каша с малиной закрутилась у нее в животе. То, что Граф Олаф объявил себя их отцом и действовал по родительскому праву, было уже достаточно скверно, но представить себе Олафа своим мужем, пусть даже в спектакле, было еще того хуже.
— Это очень важная роль, — рот его искривился в каком-то подобии улыбки, но улыбка вышла неубедительной, — хотя по роли ты произносишь только одно слово «да», когда судья Штраус спрашивает тебя, согласна ли ты взять меня в мужья.
— Судья Штраус? — удивилась Вайолет. — При чем тут она?
— Она согласилась сыграть роль судьи. — Из-за спины у Графа Олафа за детьми пристально следил один из многочисленных глаз, нарисованных на стенках кухни. — Я попросил судью Штраус принять участие в спектакле, потому что хотел проявить не только лучшие отцовские, но и добрососедские чувства.
— Граф Олаф… — начала Вайолет и замолчала. Ей хотелось попытаться убедить опекуна не брать ее на роль невесты, но она боялась рассердить его. — Отец, я не уверена, что способна играть профессионально. Я бы не хотела опозорить ваше доброе имя и имя Аль Функута. А кроме того, в ближайшие недели я буду трудиться над своими изобретениями… и учиться готовить ростбиф, — быстро добавила она, вспомнив, как он бушевал по поводу обеда.
Граф Олаф протянул свою паучью лапу и взял Вайолет за подбородок.