Скверный маркиз
Шрифт:
Собралось общество из двадцати человек с лишним. Для Орелии все были только именами, не более того, но до тех пор, пока дворецкий Уиллард не возгласил: «Достопочтенный Генри Грей Беннетт, милорд!» — и в комнату вошел человек привлекательной внешности, с высоким лбом, открытым лицом. Здороваясь с маркизом, он сказал:
— Помните, Райд, вчера вечером мы говорили о проекте закона, который я передал на рассмотрение в парламент? Я предлагаю запретить использование труда малолетних трубочистов. Я еще сказал вам тогда, как мало значения общество придает таким актам жестокости… И, вот, представьте себе мое изумление, когда я стал обладателем
И Генри Грей Беннетт протянул маркизу томик в зеленом кожаном переплете, а Орелия затаила дыхание: на минуту ей показалось, что она превратилась в каменное изваяние, так оцепенела она при виде своей книжки!
— А что это такое? — спросил маркиз.
Но тут один из гостей заметил:
— Я эту книгу видел уже вчера. Говорят, она вызвала сенсацию. Бог его знает, кто ее автор! Наверное, один из этих проклятых реформаторов! Мало нам Тома Пейна с его «Правами человека», этого наглого радикала, так еще и анонимные появились и сеют смуту!
— Кто бы он ни был, да благословит его Господь! — возразил достопочтенный Беннетт. — Я должен прочитать вам одно стихотворение, хотя бы уже потому, что оно, по-моему, очень поможет привлечь к моему законопроекту сторонников!
Беннетт немного помедлил, поцеловал герцогине руку, открыл книгу и начал читать. В комнате воцарилась полная тишина.
Лощеная Сент-Джеймс-стрит Ночью не спит; Хлыщ напомаженный — девочку В пьяный притон волочит, А малыш-трубочист В жарком каминном дыму Крики о помощи шлет… Но — кому?— Что вы думаете обо всем этом? — спросил он через мгновение, послав в пространство последний — так трагически и безнадежно звучащий — вопрос. — Общество, которое уже семнадцать лет требует запретить труд детей-трубочистов, обратилось ко мне с просьбой узнать, нельзя ли перепечатать эти стихи в их памфлете для широкой публики.
— А что, что это за книга? — еще раз спросил маркиз, и Генри Грей Беннетт вручил ему томик в зеленом переплете.
Маркиз с интересом стал его перелистывать. Орелия тем временем осторожно поспешила забиться подальше, в самый малоосвещенный угол комнаты — здесь, ей казалось, ее могут и не заметить.
Разве могла она даже помыслить, что ее стихотворения привлекут к себе такое внимание? Она знала этого человека, достопочтенного Генри Грея Беннетта, знала о нем и о его борьбе за права несчастных маленьких трубочистов. Два года назад, когда Беннетт представил в парламент петицию о запрете этого вида труда, под которой стояли сотни подписей, ее дядя Артур — граф Артур Морден, член палаты лордов, одним из первых подписал петицию, после чего вступил в переписку с достопочтенным Беннеттом, и Орелия не только читала все эти письма, но и помогала дяде Артуру отвечать на них.
Когда ее стихи были опубликованы, у нее возникла надежда, что они привлекут внимание хотя бы немногих читателей к ужасам, творящимся в Лондоне и в провинции, но теперь, слушая, как обсуждают строчки ее стихов, она трепетала — так непривычно было слышать свои стихи из уст другого человека, это было похоже на то, как публично раздеться… Орелии стало не по себе. А ведь в сборнике есть и другие ее стихи, романтические,
Утешала лишь мысль, что никто не заподозрит в авторстве ее, безвестную Орелию Стэнтон! Так она подумала — и тут же услышала, как злобно воспринимающий все реформы лорд Вустер спросил:
— Чьи же это стихи, Генри?
— Дело в том, что я ничего не знаю об авторе и кто он, но мне бы очень хотелось с ним познакомиться.
— Пусть поостережется, — напрягся престарелый пэр, пыхтя от негодования, — иначе окажется в тюрьме за подстрекательство к мятежу.
— А вы не преувеличиваете? К мятежу? — изумился маркиз.
— Райд, я уже видел эту книгу, — недобро отвечал ему лорд Вустер. — Прочитайте стихотворение «Крики протестующих»! И вы поймете, с каким огнеопасным материалом мы имеем дело. Эти молодчики вздернут всех нас на фонари, если мы не покончим с ними прежде, чем они расплодятся!
Маркиз посмотрел на книгу, но ею уже завладел Генри Грей Беннетт:
— А я сейчас вам еще кое-что прочту! Если хотите знать мое мнение, то эти стихи замечательны!
— Можете и прочитать, но лично я считаю их чрезвычайно опасными, — стоял на своем пэр.
— Но о чем же они? — нетерпеливо вопросила герцогиня. — Давайте послушаем!
— Да, правда, прочитайте, — поддержал ее маркиз, — вы возбудили наше любопытство, Генри.
Достопочтенный Беннетт стал перелистывать страницы.
— Итак, оно называется «Крики протестующих», — и он начал тихо и выразительно читать.
Как приятно орде голодающих знать, Чем пирует дворцовая знать: Десятка три блюд ей слуги несут, И шампанское льется рекой; а ты знай Крути колесо быстрее, лентяй, Шестилетний чумазый плут… Пожилая швея шьет по двадцать часов, По двадцать часов? А зачем же ей спать? Достаточно знать, что миледи опять В шитом золотом платье будет блистать! Куда нам податься, когда же конец Злобе, жестокости, голода мукам? Другое правительство? Новый король? «Да, наши деды восставали не зря», — Пусть скажут и наши внуки!Генри Грей Беннетт кончил читать. Никто не проронил ни слова. Молчание прервал престарелый пэр Вустер, брызжа ядовитой слюной:
— Вот оно, вот! Чего же больше? Чем скорее такие изменники будут посажены в Тауэр, тем лучше! Это анархия, вот что это такое… Они лишат трона бедного Принни [2] еще до того, как он на него сядет!
— Вы как будто уже знаете, что за человек автор этого стихотворения, — задумчиво ответил ему маркиз, а Орелия в своем углу съежилась еще сильнее, как будто хотела превратиться в точку и вовсе исчезнуть…
2
Так называли принца-регента.