Сквозь божественную ложь 2
Шрифт:
Я прикинул наши шансы самостоятельно добраться до Радианта. С одной стороны, три путника едва ли интересны шайке, которая грабит крупные караваны. С другой — что мешает разбойникам походя прихлопнуть маленький отряд?
За Энель я не переживал. Она одна способна справиться с сотней разумных, если её не будет сковывать приказ обходиться без убийств. Я тоже мог постоять за себя, если припрут к стенке: нилис легко разрубал толстые деревья, что ему примитивные копья и топоры бандитов? Но вот если они достанут луки, тут я и закончусь: от стрел уворачиваться
Можно при встрече разыграть карту Апостола, однако слухи после этого поползут — совершенно точно. Ведь разбойники не живут безвылазно в лесах. Они обменивают награбленное через посредников, а то и просто прикидываются добропорядочными крестьянами, чтобы покутить в ближнем городе.
Стражнику, видно, наскучило моё молчание, и он неожиданно спросил:
— Ты ж за главного, так?
Я кивнул, и он поскрёб щёку, будто в раздумье. Затем обратился уже к Айштере:
— Может, хоть ты одумаешься, красавица? Город у нас большой, богатый, живо сыщешь занятие поспокойнее. У нас тут предрассудков деревенских не водится, глядишь, и мужа тебе достойного найдём, — лихо подмигнул он.
Рыжина, выдававшая в знахарке полукровку, его нисколько не смущала.
— А люди пусть топают себе дальше на верную погибель, кто ж им запретит?
Он беззлобно улыбнулся, показывая, что не желает мне и Энель смерти, — но на Айштеру глядел серьёзно. Пожелай она покинуть отряд, он мигом возьмёт над ней опеку, а к следующему лету и в женихи напросится.
Мелькнула мысль, что идея не лишена разумности. Не лучше бы Айштере остепениться и обжиться среди сородичей, чем глотать пыль на дорогах, гонясь за потускневшей детской мечтой?
Однако она его щедрое предложение не оценила. Мотнула головой и тихо произнесла:
— Спасибо за заботу, но я не оставлю Романа…
Тут она спохватилась, покраснела и добавила:
— И Энель.
Парень разочарованно вздохнул, однако принял поражение с достоинством:
— Воля твоя, красавица. Раз так, подсоблю вам немного. Один купец позже других добрался до Гетоя, из мелких, но поворачивать не собирается, больно выгодный покупатель его в Радианте ждёт. Обосновался у Рекана на постоялом дворе, «Золотой лист» называется, отсюда прямо по главной, а на второй развилке налево. Вывеску не пропустите. Помощник того купца всякий сброд набирает, авось и вас с собой прихватит.
Я счёл за лучшее пропустить мимо ушей скрытую подначку и бросил стражнику монетку, которую тот ловко поймал. Щедрость здесь была в новинку: вместо благодарности парень смерил меня подозрительным взглядом и даже проверил подарок на зуб, прежде чем спрятать.
— Спасибо за сведения.
— Всегда б за трёп приплачивали… — Он тряхнул головой и, пристукнув тупым концом копья о землю, с неожиданной торжественностью произнёс:
— Да хранит Свет ваш путь!
У меня не возникло ни малейших сомнений, кому на самом деле предназначалось напутствие.
Внутренний Гетой разительно отличался от внешнего. Под ногами появилась брусчатая мостовая, расположение домов приобрело упорядоченность, а сами они встали на каменные основания.
Порой встречались здания, целиком сложенные из неровных кирпичей. Но чаще ими выкладывали первый этаж, в то время как второй представлял собой деревянную пристройку, опасно кренившуюся к соседу.
Против опасений, на улицах сносно пахло, и горожане не спешили вываливать на головы прохожим овощные очистки и содержимое ночных горшков.
Как и упоминал стражник, вывеску «Золотого листа» мы не пропустили. Она была огромна и держалась на четырёх цепях — рухни такая на голову, не миновать беды. Но вот содержанием подкачала: на ней было намалёвано неразборчивое выцветшее пятно, в котором при всём желании не угадать ни листа дерева, ни позолоты.
Ворота были гостеприимно распахнуты, но по маленькому дворику, отделявшему вход от главного дома и пристроек, расхаживал только пяток куриц. Я поднялся по крыльцу, отодвинул сетчатую занавеску — видимо, от мух — и зашёл внутрь.
После залитого солнцем города помещение показалось темноватым, несмотря на окна с распахнутыми ставнями. В ноздри ударила причудливая смесь запахов: подгоревший на сковороде жир, пролитое да так и не убранное пиво, едковатая вонь мыла, которым на кухне натирали котлы…
Постепенно глаза привыкли к тусклому освещению. Я подметил вышибалу в кожаной безрукавке, который с напускным безразличием обозревал зал, поглаживая короткую палицу на поясе; троицу местных, устроившихся с кружками пива в углу; и нескольких вороватого вида типчиков, занявших стол ближе к центру. Они не скрывали того, что носили кинжалы, и, похоже, получали немало удовольствия оттого, что обыватели Геттоя поглядывали на них с опаской, а вышибала — так, словно прикидывал, не звать ли стражу.
Но больше всего моё внимание привлекли двое фелинов, занявший стол по правую руку. Впрочем, с уверенностью я назвал бы фелином лишь одного — в хорошем дорожном костюме, с проплешиной в седых волосах и мешками под мутно-серыми глазами.
Он старался держать на лице равнодушное, чуть брезгливое выражение, но чувствовалось, что собеседника он побаивался. И не без оснований — тот возвышался над ним на добрых три головы.
Одет здоровяк был в приличную кожаную куртку с кольчужными вставками, а оружием ему служил широкий полуторный меч, небрежно приставленный ножнами к столу.
Ко мне подскочил было хозяин двора, но, быстро поняв, кого я ищу, поскучнел, махнул рукой в сторону приметной парочки и скрылся в кухне.
Приблизившись к териантропам, я подметил другие различия между здоровяком и фелинами. Хвост у него был короткий, от силы двадцать сантиметров в длину, а уши — длиннее и более заострённые, чем у котов, но без пушистых кончиков.
—…Ясно выразился, кто я и почему тебе следует… — Здоровяк скосился на меня и взмахнул рукой, словно отгонял назойливую муху: