Сквозь божественную ложь 2
Шрифт:
Энель с интересом наблюдала за мной. Её молчаливое внимание вывело меня из себя, и я резко сказал:
— Есть идеи? Только без крайностей, без убийства всех подряд.
Энель открыла рот, и я, догадываясь, что она предложит, раздражённо добавил:
— И нет, Айштеру мы бросать не будем. Она наш боевой товарищ, слышишь? Не игрушка, не вещица, подобранная для развлечения, от которой легко избавиться.
По лицу Энель пробежала мимолётная тень. Она демонстративно пожала плечами и хмыкнула, сверкнув янтарными глазами.
В их свете и родился план.
Если я просчитаюсь, если неверно оценю ситуацию, не угадаю с реакцией барона…
Придётся убить его и всех, кто осмелится вмешаться.
Но лучше дырявый план, чем никакого.
Ночь была непривычно тихая, настороженно-густая и безлунная. Фелины не держали псов, чей лай мог бы выдать присутствие незваных гостей. Когда я впервые заметил это, то посчитал забавным курьёзом, непрактичным проявлением извечной вражды кошек и собак. Теперь смеяться уже не тянуло — благодаря этому мы пробирались по деревне незамеченными.
Энель шла первой. Укутанная в плащ скрытности, она двигалась легко и беззвучно, словно парила над землёй. Мне до её навыков было далеко, однако и я поднаторел в Лёгкой Поступи.
Во всём Трёхколесье свет горел лишь в трёх домах — том, что принадлежал Тецуо, и парочке по соседству. На крыльце дома старосты околачивалась парочка фелинов, по всей видимости, часовых — один толстый, второй худой как щепка. С обязанностями они справлялись из рук вон плохо: прислонили копья к стене и, косясь на входную дверь, украдкой передавали друг другу пузатый глиняный кувшин.
Нам повезло. Мы оказались с подветренной стороны, иначе даже такие горе-охранники могли учуять незваных гостей. Слух и обоняние у фелинов были развиты отлично, в отличие от зрения.
Правда, едва ли именно эти представители кошачьего рода были способны учуять хоть кого-то. Их слишком занимала сивуха.
Один из охранников приложился к кувшину, сделав несколько жадных глотков, и протяжно рыгнул. Его худой напарник, до того вырезавший какую-то закорючку на ступеньке крыльца простеньким кинжальчиком, возмущённо вскинулся. Между часовыми завязалась приглушённая, но яростная перепалка, отрывки которой долетали до нас.
Часовой с кинжалом не хотел, чтобы кто-нибудь обнаружил их в таком виде на посту. Безответственный же толстяк возражал, напирая на то, что остальные надрались точно так же, а барон нашёл, с кем поразвлечься, и до полудня его никто не увидит.
Мы с Энель переглянулись. Она знаками показала, что возьмёт на себя толстого часового. Мне достался худой с кинжалом. Я кивнул, и ашура, натянув поглубже капюшон, юркнула стремительной тенью к дому старосты. Занятые спором, стражники ничего не заметили.
Биение сердца гулко отдавалось в висках. Я укутался в плащ и склонился к земле, чтобы ему было проще перенять её окрас. Подождал десяток секунд и мягким шагом направился к дому Тецуо — с пятки на носок, с пятки на носок, неспешно и аккуратно. Когда я приблизился, в ноздри ударило знакомой кислой вонью — солдаты барона пили брагу, которую гнали местные крестьяне.
Редкостная дрянь. Мне хватило одного глотка при знакомстве, чтобы больше к ней не прикасаться.
Уже заняв позицию, я сообразил, что у меня нет подходящего оружия. Нилисом можно перерубить кошака пополам, однако лучше взять его живым, чтобы допросить.
Возле дальнего часового возникла тень, набросилась на него, с лёгкостью повалив на дорогу. Я рванул к тощему часовому, с разгона впечатал ему колено в живот; когда тот согнулся, силясь вдохнуть, добавил локтем по спине. Кошак сдавленно булькнул, рухнув на крыльцо. Рядом упал какой-то предмет, железно звякнув, — тот самый кинжал. По спине побежали мурашки. На миг почудилось, что он впечатался в землю с оглушительным бряцаньем, что вот-вот на звук сбегутся все солдаты…
Наваждение пропало, и я подхватил кинжал. Рванул фелина за плечо, развернув к себе, и прижал лезвие к его шее. Перестарался — на тонкой коже выступили капли крови. Но нажим я не ослабил.
— Вякнешь хоть слово — сдохнешь, — прошептал я, с омерзением вдыхая запахи пота и дешёвого пойла, которыми несло от охранника. Он выпучил глаза и старательно заморгал, чёрт знает зачем. Показывал, что понял?
Оттащив пленников подальше от домов, где горел свет, мы провели короткий допрос. Вернее, проводил его я — фелины то ли не знали всесолнечного, то ли от испуга его полностью позабыли.
Всего в Трёхколесье прибыло двадцать семь разумных: барон, некий маг, которого он нанял, и двадцать пять бойцов. Десяток солдат отправился встречать авантюристов, которые должны были вернуться с Поляны, а остальные разместились в хижинах по соседству от дома Тецуо, где остановился барон с доверенным телохранителем.
Что касается самого старосты…
Он был забит до смерти по приказу Такеши ван Хиги — запорот плетьми на глазах у жителей деревни. Барон устроил из его казни соревнование: каждый солдат поочерёдно бил по разу. Тому, кто нанёс смертельный удар, сир пообещал двойное жалование в этом месяце.
Тело выбросили в овраг за пределами деревни.
Услышав это, я почувствовал, как краска залила мне лицо. В грудь словно вонзилась раскалённая спица, пронзила насквозь сердце. Я наклонился к пленникам и, слабо понимая, что творю, наотмашь врезал по роже тощего фелина, который рассказал о смерти Тецуо. Брызнула тёмная кровь, с тихим хрустом съехал на сторону нос. Толстый охранник гулко сглотнул и забормотал, косясь на напарника багровым от лопнувших сосудов глазом:
— Это не я, господин, я и не думал, жалко мне стало, я так, легонько бил, вполсилы, даже меньше, оглаживал, а не бил. Это вот этот добил, он прикончил старика, вы уж меня не трогайте только, я же вам сказал, я вам сказал, кто убил, он убил, не я…
Он дёрнул подбородком в сторону тощего часового. А тот, враз побледнев и застучав зубами, прогундел:
— Вгёшь ты, мгазь, себя выгогаживаешь, а я не хотел говогить, это он убил, то есть я бы сказал, если б спросили, нет, я и так сказал бы, то есть…