Сквозь божественную ложь 2
Шрифт:
На этом тема моего происхождения была закрыта. Куда больше Энель заинтересовали мои кошмары.
— Ты полагаешь, что во сне тебя навещает отражение богини, но это не так. Отражения всегда действуют во плоти, их можно потрогать, даже убить, если постараться. Правда, это ничего не даст, так богам не навредишь, — но смельчаки находились.
Она закусила нижнюю губу и склонила голову, потёршись ухом о плечо.
— Бессмыслица какая-то. Отчасти смахивает на откровение, но для него всё слишком очевидно — и нет меток, которые устанавливают будущее. Милиам указывает, что ты на верном пути, побуждая
Энель вдруг легонько ткнула меня в бок.
— Так что тебе повезло. Это не откровение. Будь иначе, ты бы уже умер, не выдержав его тяжести. И я была права: никакая это не порча, а самое очевидное божественное вмешательство. Магия тут бесполезна, надо обращаться к жрецам. Но в солярную церковь тебе лучше с такими проблемами не ходить — спалят в очищающем огне.
— И долго мне терпеть эти… видения?
— Полюбопытствуй у своей богини, когда встретишь её снова.
Неожиданно Энель посерьёзнела:
— Если проболтаешься кому-то про иной мир, вреда это не нанесёт. Тебя сочтут пустобрёхом или блаженным, только и всего. Но никому больше не рассказывай про ночные визиты Милиам. Особенно Огнехвостке. Если она узнает о том, что богиня ночи не просто тебя прокляла, но избрала для чего-то и является в твои сны как к себе домой… Боюсь, на этом пылкая любовь твоей ручной кошки закончится.
Дальнейший разговор увял сам собой. Я посидел ещё немного у костра и отправился к своему тюфяку.
Остаток ночи я провёл, лежа без сна и размышляя над посланиями Милиам. Энель не придала значения тому, что при первой встрече она представилась Эмилией. Как и тому, что позже Милиам упомянула о своём альтер-эго как об отдельной сущности… или всё же нет? Были ли они одним целым или просто связаны?
Не меньше тревожило упоминание о зерне нового храма, которое скрывалось во мне. Чем дольше я думал об этом, тем больше казалось, что в Мёртвом Городе меня ожидает не обретение магии, а поручение возродить лунарную религию — или что-нибудь похлеще.
На рассвете похоронили Корнелия. Марк и ещё два караванщика выкопали простую могилу для него и трёх возниц, которых в суматохе убили культисты. Около авантюриста сложили его кинжалы и лук. Корнелий не оставил завещания, а без него брать оружие павшего товарища считалось дурным тоном.
Сомнительно, что этой традиции придерживались обычные караванщики, но Марк её чтил.
С Корнелием по очереди попрощались его товарищи. Марк говорил первым, насупившись и тщательно подбирая слова. Он словно боялся, что если выберет неправильные, то обидит мертвеца.
— Без тебя мы стали беднее, а земля богаче с тобой, — наконец закончил он.
Стоявший неподалёку Утимару добавил:
— А свет, к которому вернулась твоя душа, засиял ярче.
От лечения Айштеры и снадобий Йованы ему заметно полегчало. Он стоял без посторонней помощи, хотя и морщился порой, дотрагиваясь до живота.
Утимару прочёл короткую молитву. Его неожиданный прилив благочестия немало меня удивил. Я-то помнил, как он обсуждал с Корнелием достоинства фигур младших богинь. Впрочем, говорил Утимару глухо, без веры в то, что произносил. Будто заученно твердил пустые формулы, лишённые всякого значения.
После речи Утимару Йована молча воздела кулак к пасмурным небесам и постояла так минуту.
Вот и всё прощание.
Глава 14
Погибшие бандиты и культисты последних почестей не удостоились. Их бесцеремонно обыскали, забрав всё ценное, а тела отволокли и притопили в болоте, чтобы до них не добрались монстры — от плоти разумных они становились сильнее. Главным призом стали магические плащи, которые позволяли теневым убийцам слиться с ночью.
Пока я прощался с погибшими товарищами, накидки ассасинов, с которыми расправился я, забрала Энель. По понятным причинам она не испытывала страха перед лунарными артефактами, на которые не осмелились покуситься даже самые храбрые возницы.
Когда я вернулся к обозу, то немало удивился — и приятного в том удивлении было мало. На вороте плащей тянулись вышитые символы Культа Ночи, делавшие их чересчур приметными для обычной продажи.
Тут или плестись к церковным дознавателям в надежде на награду за убийство прихвостней зла — и дожидаться окончания расследования, которое неизбежно привлечёт к нам внимание… Или сбыть плащи надёжным торговцам, которые не станут задавать лишних вопросов. Таковых у меня на примете не было.
Пока я размышлял, не проще ли отправить опасные тряпки в болото к их хозяевам, ко мне подошёл Даичи. Купец, справившийся с потрясением, которое вызвали события этой ночи, выглядел почти нормальным, разве что слегка бледноватым. Без долгих предисловий он предложил выкупить накидки.
Названная им цена меня более чем устроила: Даичи не любил торговаться и платил щедро. Смущало только одно: что фелин собирался делать с накидками? Неужели страсть учёного пересилила сомнительную богобоязненность и вполне реальную угрозу со стороны церкви?
— Нет-нет, — покачал головой Даичи, наблюдая за тем, как Йована складывает плащи и прячет их под грудой безобидных товаров. — Давнишний партнёр моего отца, проживающий в Радианте, владеет лавкой древностей и магических раритетов, и особое внимание он уделяет подобным… образцам. Я никогда не интересовался его клиентами, но раз священники даже смотреть не смеют в его сторону, значит, влияния покупателей достаточно, чтобы ни у кого не возникло проблем.
Он слабо улыбнулся.
— Частные коллекции, понимаете? Кто-то собирает огнестрельное оружие, созданное лучшими номмскими ремесленниками, кто-то увлекается винами, а кое-кто… предпочитает пощекотать себе нервы прикосновением к запретному.
Я повторил его улыбку и задумчиво протянул:
— Получается, эти плащи будут отличным дополнением к тому, что вы уже везёте?
Йована, тщательно укладывавшая на место корзины, в которых что-то позвякивало, на мгновение замерла. Её спина напряглась, отчего уродливые вертикальные шрамы зашевелились, как змеи. Даичи прочистил горло и потёр друг о друга кончики пальцев, выпачканные в чернилах. Взгляд его вдруг стал колким, и я понял, что сболтнул лишнего.
Чудо, что купца вообще пробило на откровенность. Видимо, сказывалась нервозность от пережитого нападения и предательства помощника.