Сквозь Навь на броне

Осипов Игорь Валерьевич

– Не тяни, командир.

– У нас же есть те, кого не видно аурным восприятием. У нас есть ночницы. Забыли про них. А меж тем, я их спрятал. Они духи и могут менять форму и размер.

– Забыли, - кивнула Александра.
– Хочешь их на разведку отправить? Только их можно видеть, я приноровилась различать искажения, которые они привносят в общий магический фон. Наверное, так для зрячих стекло выглядит.

– Есть другая кандидатура?

Все одновременно покачали головой. Желающих не было. Я распахнул плащ и из подсумка на ремне достал трёх сопротивляющихся появлению на свет ночниц. Небольшие чёрные летучие мыши, вертя головами по сторонам, поползли

в тень, бросаемую деревом. Такасик скривился, узрев таких странных созданий. Меж тем одна из ночниц стала увеличиваться и превращаться в подобие человека. Это была та, которая и раньше больше всех походила на человека. Новоиспечённая дева отличалась чёрными бездонными глазами без белков, темно-серой кожей, и, напротив, белоснежными волосами на голове, падающими по спине вниз. Ночница закуталась в черный плащ так, что было видно одно лишь лицо. Остроконечные длинные уши были новинкой.

– Да чтоб это первым пожрал Великий Дом!
– не выдержал Такасик, став свидетелем превращения, прокричав проклятье и вскочив на ноги. Превращение было резким и судорожным, а сама ночница до последнего сохраняла жутковатый облик нетопыря.

– Это стажер их под темных эльфов дрессировал, пока мы языков брали, - перехватив мой недоуменный взгляд, прокомментировала Ангелина.

Я задрал лицо вверх и вздохнул, в голове крутилась мысль объявить Сорокину выговор за ребячество, неуместное в этой ситуации, но потом.

– Светило, здесь всегда светло, - прошипело создание, обращаясь ко мне. Глаза её поблескивали в тихой злости.

– Не умрёшь, - буркнула Ангелина.

– Хотите дневной облик?
– сразу начал я обрабатывать ночных духов.

Она кивнула.

– Тогда нужно кое-что сделать.

– Я слышала. И меня зовут Скрип.

– Мне все равно как тебя зовут. Скрип, значит, Скрип. Нужно пройтись по окрестным местам так, чтоб никто вас не увидел. Сможешь?

– Да.

– Нужно посчитать солдат в лагере. Нужно поискать местных жителей в округе. Нужно посмотреть вооружение всех, кто здесь есть. Нужно узнать, где колдун. А еще нужно шугнуть местных. Сможешь?

– Да, - ответило создание и двинулось к кустам, забрав своих товарищей, вскоре скрывшись из виду. Лишь качающие ветки говорили о том, что здесь кто-то прошёл.

– Ты им веришь?
– спросила Белкина, подобрав с травы мурлыкающую Ольху. Лесавка не тужила в такой момент и была рада простым прелестям жизни. Она знала, что вокруг друзья и беды можно не ждать. Белкина начала гладишь Ольху, совсем как простую кошку.

– Почему бы и нет, - кивнул я в ответ, - здесь чужой для них мир, они так же хотят вернуться, как и мы.

Я взглянул на часы, поймав мельком любопытный взгляд рыцаря. Хотелось есть, но время было для этого совершенно не подходящее. Обед был давно, а ужи н вряд ли скоро предвидится. Вместо этого, я взял бинокль и стал рассматривать лагерь, замок и догорающую деревню, стараясь при этом разглядеть ночниц. Это было глупо, но все одно глаза рыскали в поисках чёрных фигур.

Ждал я, впрочем, не зря. Над лагерем прошёлся протяжный все нарастающий вой, в котором безошибочно угадывалась волчья песня. Вой был таков, что даже земной человек вздрогнет и прислушается к лесным шумам, под громкий стук собственного сердца. Местные жители не ведали, что за твари такие эти волки. В лагере началась возня. Солдаты повыскакивали из своих палаток, побросали котлы с едой, оторвались от подготовки осадных орудий. Лорды начали орать на подчинённых, требуя найти тварей.

Вскоре вою завторили ещё два, таких же тоскливых и полных безысходности существования. Небольшой отряд воинов побежал в лес, вооружившись копьями и луками. Я почувствовал испуганные ауры солдат.

Воины бегали то к одному закоулку, то к другому, но ничего не находили. Вой стих, а на смену ему пришёл визг циркулярной пилы, вонзившейся в дерево. Визг все время менял тональность, а потом смешался с истошным криком, заживо раздираемого на части нарони. Я помнил слова ночниц, что они не убивают, но это было так натурально, что меня невольно взяла гордость за нашу родную нечисть. Такой страх нагнать на инопланетян, что те были на грани истерики, и только крики лорда и обещания расправы со стороны Великого Дома ещё удерживали войско на месте.

Забегали и на стене. Защитники замка пытались разобраться, кто этот новый враг и не получится ли ещё хуже. Если бы была ночь, то эффект многократно усилился. Но и так получалось неплохо.

Даже мои товарищи всматривались, чуть ли не вываливаясь из кустов, не желая пропустить ничего интересного.

Паника в лагере только усиливалась. Что-то смутное возникло среди привязанных ишаков и начало метаться между ними. Животные заголосили в парике, бросившись в разные стороны, таща за собой обрезанные веревки. Солдаты боялись их догнать и успокоить. А когда из леса вышел нарони со снятой кожей, стало совсем жутко. Он прошёл, хрипя от боли, пока внезапно из леса не выскочил пучок чёрных щупалец, схватив бедолагу за ногу. Щупальца обхватили обречённого и потащили обратно в лес, а тот цеплялся руками за землю, оставляя кровавые следы. Это было настолько достоверно, что я поглядел на Белкину. Девушка, уловив нить внимания, обращённого на неё, чуть сильнее выпрямила плечи и прошептала.

– Я ничего не ощущаю. Это иллюзии ночных духов.

Хороши же иллюзии. А ночницы, просвещённые голливудскими ужастиками, начали развивать успех. Чёрная блестящая тварь, размахивая длинным костлявым хвостом, начала с визгом перепрыгивать с ветки на ветки, как безумная белка-переросток. В лес полетели стрелы, пытаясь поразить бесплотный морок. Полководец орал на жреца Великого Дома и хватал за грудки посыльных. Но все это было попусту. Паника только усиливалась, а жрец скривив недоумевающую рожу, слушал упрёки.

– Стой, ты куда?
– вдруг закричала Александра.

Я обернулся и увидел, как Ольха в облике нимфы-нарони вышла на открытое пространство. А её ауре горели азарт кровавой игры и охотничий инстинкт дикого зверя при виде испуганной добычи.

– Ольха!
– заорал я, - стой!

Но лесавка не слушалась. Она лишь повернулась и, приподняв в руке подарок генерала Булычёва как нож, лёгким бегом направилась в сторону лагеря.

– К бою!
– отдал я приказ.
– Используем по максиму стрелковое оружие, экономим энергию.

Оксана, давно желавшая пострелять, расправила сошки у Корда и дёрнула за тросик, досылая патрон. Остальные достали пистолет-пулемёты и автоматы, зазвенев затворами. Поймаю, оборву уши этой девчонке.

К тому времени Ольху уже заметили. К ней побежал с десяток солдат, так как жрец стал исходить пеной изо рта и тыкать в ее сторону рукой. Он видимо решил, что маленькая девочка корень всех бед.

– Огонь!
– прокричал я, готовясь броситься на помощь девчонке.

Сразу за этим раздался грохот крупнокалиберного пулемёта, скосившего воинов, как кегли. Тяжёлые пули пробивали тонкую кольчугу и кожаные доспехи вместе с телами навылет. Они и кирпичную стенку прошибают, что им средневековая броня.