Сквозь Навь на броне

Осипов Игорь Валерьевич

– Можно снизить массу некоторых изделий, заменив отдельные детали на титан и алюминий, - произнёс бес.
– Зачем ограничиваться сталью с такой-то возможностью?

– Что же может быть лучше?
– прошептал лорд, жадно пожирая глазами цельный пластинчатый доспех, закрывающий каждый сантиметр тела владельца.

– Можно, конечно, - ответил я, неспешно подбирая слова, обращаясь к бесу, словно не услышал лорда, - но этого мало. У них всего десять воинов. Даже имея суперброню и совершеннейшие клинки, нам не одержать верх. Нужно нечто большее, что мы можем изготовить.

Так как никто из нас не оружейник. Нужно что-то до ужаса простое в изготовлении, прощающее огрехи технологического процесса и при этом превосходящее на порядок все это. Что проверенное временем. И надо вооружать нарони.

В зале воцарилась тишина. Бурбурка ошарашено поглядел на меня, словно я нарушал весь порядок мироздания.

– Это немыслимо, - произнёс он.

– Почему?

– Они слуги и крестьяне.

– И что?
– ответил я ему самым тупым вопросом.

– Им нельзя давать оружие в руки.

– Вы боитесь бунта?
– зло спросил я, вспоминая восстания Пугачева в истории Российской Империи.

– Я нет, - ответил лорд, - я свято чту законы предков, я получил право лорда от самого Великого Дома, и мне не страшен бунт. Но они не воины.

– Кто так сказал?

– Так всегда было.

– Опять традиции и пережитки, - вздохнул я.
– Их можно вооружить и обучить.

– Но они не войны!

– Тогда подыхайте, - огрызнулся я.

– Но один человек легко справится с пятью нарони!

Я

– Есть то, что сравняет баланс сил, - начал я пролистывать фотографии, где мелькали мечи, шпаги, стилеты, булавы, а потом резко остановил чехарду.

С экрана блестела штыком неведомо как затесавшаяся в этот ряд винтовка Мосина. Знаменитая неубиваемая трёхлинейка.

ГЛАВА 27. ВО ЛЬДЫ

– -- Такасик --- Тик ---

– Сын мой, посмотри на них, - произнёс лорд Бурбурка, той высокой речью, что обычно говорил во время важных церемоний, словно сейчас был миг, решающий судьбу рода. Это наполнило разговор торжественностью.

Лорд стол в дверях позади юного рыцаря и разглядывал собирающихся в путь чужаков.

– Они уже не скрываются. Они чужие. Веришь ли ты им?

Бурбурка с любовью провёл пальцами по волосам своего ныне единственного наследника, светло-русым, как зерна хвабука, и мягким да густым.

– Верю. Они не враги нам, - легко ответил Такасик, бегая глазами по чужакам, и его взор то и дело останавливался на Анагелле, что выделялась средь них.

Она была прекрасна, прекрасна не только внешне, но и своей внутренней сутью. И хорошо, что с чародеем-воителем Эгором их связывал лишь долг. Долг, который пронзал все её естество. Хотел бы и Такасик быть тем, на кого обращён этот долг. Он слышал, что жена нон-тара Эгор, слепа, но видит при этом всё, что происходит, но знает ли она об этом долге, что цепью приковал госпожу Анагеллу к её мужу. Должно быть, знает. А ещё нон-ма была так же далека от остальных, как люди от нарони. Он это ощущал, он видел это свои даром лорда.

– Отчего же ты им веришь, сын мой?
– тихо продолжил разговор лорд.
– Поведай, ибо я стар и моими делами давно движет не пульс крови, а разум. Я отвык видеть кровью, лишь памятью о делах вижу. Но ныне я в смятении, мудрые предки не могут посоветовать делами и словами своими, высеченными на камнях и костях. Нет у них советов и в словах, что передаются из поколения в поколение, из уст в уста. Шестеро чужаков уничтожили все войско в три сотни раньше, чем с высокого древа упал лист. Они сильны. И за ними стоит ещё большая сила.

– Они могли бы уничтожить весь наш род, - постарался ответить так же величественно Такасик, - если бы захотели, но они спасли меня в лесу, где я послушал замерзающее своё тело, а не разум, и попал в лапы разбойников. Они спасли тебя, когда я сказал им, что ты, матушка и сестры в беде. Они чужие, но в них течёт горячая кровь, полная чести и благородства, они не враги. И даже если их долг перед старшими заставит убить нас, они сделают это быстро, без унижения и боли, с тоскою в глазах и просьбой о прощении на устах. А потом они отдадут почести нашему праху. Я верю им.

– Тогда иди, сын мой, - легко подтолкнув своё дитя, произнёс Бурбурка, - они хотят поделиться своей силой и своей дружбой. От такого дара не стоит отказываться.

– От силы, отче?

– От дружбы, сын мой, от дружбы. Ибо давший силу, может её отнять, а дружбу потерять можешь только ты сам.

Такасик кивнул и направился к нон-ма Анагелле, дотронувшись кончиками пальцев до деревянного косяка врат родового зала, полированного от таких прикосновений до блеска. Направился, влекомый кровью, а сзади шептал отец.

– Да наполнят мудрые предки кровь твою живым льдом разума, дабы тот охладил пульс. Да смилостивится великий дом в своём безумии над тобой, дозволив жить и дальше.

Юный рыцарь спускался, а его заметили и стали махать рукой. Не подобает лордам и благородным нон-ма себя так вести, но они чужие, им простительно. Такасик едва заметно поглядел по сторонам, по собиравшим вьючный скот крестьянам, по набравшим ведра с водой из колодца служанкам, по нимфам-пажам, что стояли поодаль и тоже готовились в поход в недалёкие льды. Одни в страхе воротились от чужаков, другие с любопытством разглядывали, а те уже не скрывали свою чуждость, словно осознали тщетность сего занятия.

– Господин, - обратился к нему паж, быстро подскочив с ворохом вещей, - ваши доспехи. Ваша матушка волнуется и настаивает, чтоб вы всенепременно их надели.

– Не стоит, Тап, - ответил рыцарь, вспомнив стеклянные глаза девы-воительницы с черными волосами, что пришла с сиром Эгором, и её чёрное железо, чей грохот рвал тела воинов и броню в клочья, как лапы демона.
– Они не нужны.

– Но, мой господин.

– Нет, - ответил Такасик пажу, сузив глаза и сжав губы, явив тот лёд, который так хотел видеть Бурбурка в своём сыне. Неумолимый, холодный и светлый. Не совершающий, и не прощающий ошибок.