Сквозь Пекло
Шрифт:
— Открывай глаза, Мал, — молвил проводнику наследник и сделал несколько шагов вверх по тропе.
Мал открыл глаза, как велел Святозар, и ошарашено уставился на возникшую перед ним тропу. Погодя он присел на корточки и стал осторожно ощупывать ее рукой, точно боялся испортить созданное чудо, вставши на нее ногами.
— Мал, — заметил Святозар и улыбнулся, впервые за столько дней. — Чего ты так ее нежно щупаешь? Не боись она не убежит, хотя мне кажется нам уже давно пора в путь.
— Ага, — согласно кивнул головой Мал и пошел надевать лыжи. — Вот же чудеса какие… Скажи, кому не поверит! Это же теперь не тропа, а прямо красота! По ней бери, да без лыж и ступай — то.
Проводник суетливо завязал веревки на лыжах. А Святозар меж тем обойдя
Теперь идти было намного легче и на вершину горы быстро поднялись. Святозар ступающий сразу за Малом лишь начался спуск, не удержавшись, наехал на проводника повалил его и кубарем скатился с ним почти к трети горы. Остальные путники, увидев падение наследника и Мала благоразумно сняли лыжи и неторопливо спустившись, стали помогать подняться упавшим, да собирать раскиданные лыжи и палки. При этом оказалось, что одна из лыж проводника была сломана. Мал поднявшись, утирал разбитый в кровь нос, недовольно поглядывая на Святозара. Но так как при падении тот сильно ударил колено, и узревши это наставники и други принялись над ним причитать, не выказывал своей досады, понимая, что ему может достаться от сопереживающих за наследника. Когда колено, нос и лыжу Святозар вылечил и починил, продолжили дальнейший спуск с горы.
Широкая долина пролегала впереди, по ней струилась быстрая, изгибающаяся река, покрытая льдом и снегом. Впрочем местами хрустальная вода освобождалась от снега и стремительно перекидывала воды через огромные валуны преграждающие ей путь. Стежка пролегала вдоль реки, а с двух сторон от нее шли высокие кряжистые кручи, поросшие в основном хвойными лесами, такими густыми, что казалось деревья, стоят друг к другу вплотную. Правда иногда встречались там небольшие массивы из дубовых деревьев, укрытые пушистыми снегами. Постепенно ветер стал стихать, и хотя он все поколь дул, но уже не был таким пронизывающим. Белые облака, закрывающие солнце, висели низко над вершинами, и касались их своими боками, внутри них просматривались огромные разрывы, расселины али лишь тонкие трещинки. И когда через такие разрывы проглядывало солнце, его теплые лучи согревали путников. Воздух наполненный морозом необычайно чистый и свежий, звенел под солнечными лучами, точно стекло. Горные звуки были так не похожи ни на что слышимое прежде, и, казалось кругом царила необыкновенная тишина, но это только казалось…
На самом деле было слышно не только журчание реки, но и легкое напевание ветра, скрип лыж о поверхность снега, а иногда слышался и во все какой-то раскатистый глухой звук, словно гремел гром. И тогда путники замирали на месте, а Мал беспокойно оглядываясь, пояснял, что это, где-то сошла лавина, но спустя время сызнова наступала тишина, и опять раздавались удары капель воды друг о друга, легкое поскрипывание снега и тихая бесконечная песня ветра. Почти до вечера шли повдоль этой реки по долине. К вечеру тропа свернула налево, и, миновав укрытую снегом и льдом реку, принялась подниматься в гору. Но так как солнце уже двинулось на покой, решили сделать привал.
Место ночевки выбрали под огромной раскидистой елью, у которой пришлось срубить нижние ветви. Святозар создал кущу и разжег костер, и пока Мал, Звенислав, Изяслав и Стоян собирали еще ветви для костра, уселся возле огня, наблюдая, как Дубыня разделывает и начинает готовить добытых поутру зайцев.
— Дубыня, — чуть слышно вопросил его Святозар и скривил лицо. — А, кроме зайца, ты ничего не дашь?
— Нет, ничего не дам, пущай едят зайцев. — Отрывисто ответил Дубыня и пошерудил веткой огонь, недавно подброшенные в костер ветки ярко вспыхнули, и выбросили вверх густой, серый дым. Наставник отклонился от дыма, и, глянув в расстроенное лицо наследника, по-доброму улыбнулся и добавил, — но тебя, мальчик мой, я накормлю чем-нибудь другим. Я же знаю, как ты зайца не любишь.
— Ох, — радостно выдохнул Святозар и протянул руки к огню, чтоб обогреться. — Вот же, спасибо, Дубыня, а то я думал, что придется голодным остаться.
Из кущи, отодвигая полог, кряхтя вылез Храбр, и, подойдя к костру, воззрился на сидящих друга и наследника, да кивнув на зайцев, сказал:
— Ты, Дубыня, чего-нибудь Святозару другого бы приготовил, знаешь, же он не любит зайчатину.
— От, ты б, не подсказал… Я б не догадался…,- недовольно буркнул Дубыня. Одначе малеша погодя, уж более мягче добавил, — я ему там припас расстягаев с мясом. Согреются около костра и я его покормлю, не тревожься Храбр.
— Ну, хорошо, что покормишь, — заметил Храбр и сел рядом с наследником на небольшое бревно, принесенное нарочно к костру. — Как твое колено Святозар, не болит? А то я видал, ты прихрамывал.
— Храбр, ну, как я мог на лыжах прихрамывать, вот ты скажи мне, — наследник перевел взгляд с лепестков желто-красного пламени на наставника и засмеялся. — Это в тебе какое-то излишнее беспокойство по поводу моего здоровья говорит. Не волнуйся, колено у меня не болит.
— Да, — протянул как-то весьма недовольно наставник и покачал головой. — Ну, тады пойди глянь на своего друга Часлава, он похоже пальцы на правой ноге отморозил… Он тоже малехо прихрамывал и на лыжах… Говорил я, ему утром, надень чулки меховые, так нет же не послушал… А теперь, сидит… стонет, тебя зовет… Конечно, теперь иди наследник, лечи его неслуха такого.
Святозар тут же соскочил с бревна, и, сняв, да положив на него шапку, пошел к куще. Он отодвинул полог и присев на корточки, на коленях вполз вовнутрь. Куща была намного уже и ниже, чем шатер, и войти в полный рост туда было невозможно. Внутри на полу были постелены теплые стеганные укрывала, которые тоже создал наследник. На одном из таких укрывал сидел Часлав коренастый, высокий парень с рыжими густыми волосами, бородой и усами и тер красные пальцы на правой ноге. Святозар сел обок друга потрогал его пальцы, и раскрыв ладонь над ними, зашептал: «Как по бел-горюч камню, по мал студен камню, по Алатырь-камню, ударил Бог Сварог волшебным молотом, и из тех искр рождались Боги! Так и я ударю волшебным светом исходящим из пальцев моих, и являющимся сутью моей души. И в тот же миг спадет боль, жар, озноб и болезнь! И мой заговор крепок, как крепко слово ведуна Святозара!» Наследник дошептал заговор, и когда его пальцы засветились золотистой лазурью, легохонько стукнул ими по обмороженным пальцам Часлава.
— А… а… а…! — вскрикнул Часлав и выпучил глаза. — Больно!..
— Больно, друг мой, не смертельно, — заметил Святозар. — Зато теперь пальцы здоровы, еще немного посвербят, а к утру утихнут… Тебе, Часлав, говорил Храбр, чтобы ты чулки меховые надел? А, ты, почему его не послушал? Ты, чего думаешь, ты, тут самый знающий, что ли… Сказал наставник, надень чулок, ты бери и слушайся… Он чего не понимает, что ли куда мы идем, думаешь не знает какие здесь холода.
— Ох, — выдохнул Часлав, натягивая на ногу чулок. — Ну, чего ты, Святозар забурчал… Сейчас тут Храбр бурчал, теперь ты… Знаешь, таким ты раньше не был, вот не помню, чтобы ты бухтел, когда мы в Беловодье ходили. Этим раньше вроде занимался Стоян, а теперь я гляжу от общения с Храбром и Стояном и ты ту привычку перенял. И теперь прямо беда с тобой, все бухтишь.
Но наследник не дал договорить Чаславу, а развернувшись, пошел к выходу, напоследок усмехаясь, проронив другу:
— Ты, там еще, что скажи и я на тебя дуну, да пальцы твои опять в раз покраснеют.
Святозар вылез из кущи, и, распрямив спину, потянулся, оглядев собравшихся наставников, и, вернувшихся с ветками, другов и проводников, которые расположились на бревне, возле костра и смотрели на костер и готовящееся над ним мясо.
— Ну, чего, — переведя взгляд с огня на Святозара, спросил Храбр.