Сквозь Тьму и… Тьму
Шрифт:
От этих мыслей у кожевенника даже начала побаливать голова. Поэтому он на полдороге перестал думать о младшем Ревнителе благолепия Моолнаре и наконец принял предложение попутчиков. Телега притормозила у ближайшего Столпа Благодарения (того, что возле загородного трактира старика Клеппа), Ингер бросил в прорезь несколько мелких монет и получил большой кувшин, в котором бултыхалось не меньше пяти кляммов [3] кисловатого вина. Столп Благодарения, похожий на одноглазого железного великана с огромной дырой вместо брюха и двумя прорезями для монет вместо глаз,
3
1 клямм равен 0,8 литра.
– Благодарение богам, что на свете существуют неизменные вещи – небо над головой, мир вокруг и доброе вино в кувшине! Распечатывай, друг Ингер!
Все одобрительно загомонили. После третьего глотка (видели вы бы эти глотки) Ингер уже и сам был готов посмеяться над собственными страхами. Винцо-то оказалось забористым, как и все то пойло, что извергается из Столпов Благодарения! А что? На ярмарку съездил удачно, сбыл товар по отличной цене, купил все, что надо, и теперь – героем в родное поселение. А о происшествии с незадачливым стражником Хербурком и служителем Храма Моолнаром можно и забыть. Тем более что теперь Хербурк никогда не посмеет трогать Ингера и мешать ему торговать.
Но хмельной напиток развязал людям языки, и потому забыть кожевеннику ни о чем не дали. Тем более что город, с его Храмом и страшными Ревнителями, уже скрылся за холмами и перелесками… Первым на этот счет высказался Лайбо, у которого и без того имелся язык ну совершенно без костей, а обильная выпивка развязала его и того пуще:
– А скажи вот мне, старина Ингер, правда ли, что с тобой говорил сам «красный пояс»?
«Красными поясами», по соответствующему элементу одежды, опоясывающему храмовое одеяние, называли Ревнителей Благолепия. Само же слово «Ревнитель» предпочитали лишний раз не произносить. Сельчане были суеверны: дескать, помяни, потревожь чье имя, тут оно и появится…
Ингер осоловело повел головой и ответил:
– А и не спрашивай, земляк. Думал, тут мой и конец настал.
Народ затих, навострив уши. Лайбо понимающе кивнул, подмигнул притихшим спутникам и продолжил расспросы:
– И о чем он с тобой разговаривал?
– Он почему-то стал расспрашивать про нашу деревню, про все-все, что там творится. – Ингер попытался глубокомысленно нахмурить брови, но они отчего-то упорно пытались разъехаться в разные стороны, поэтому он оставил попытки и продолжил мысль: – Я так думаю… а может, там у него родня, а он стесняется признаться?
Все захохотали.
– Кто? «Красный пояс» боится чего-то?
– Да разве он может кого-то бояться?
– А если у него в нашем селе зазноба? – ернически предположил весельчак Лайбо. – Он, дескать, сам из себя мужчина видный, и вообще… Кстати, Ингер! Ведь у тебя сестрица на выданье! Красавица, умница! Помнишь, о прошлом годе я к ней подкатывал, а ты взял да и перекинул меня через забор? Не понравился я в свойстве жениха, видать. Ну, мы мужики скромные, а мужчина с красным поясом – совсем другое, эге? С таким и породниться не грех?
Снова раздался хохот. Видно, версия Лайбо о симпатии Ревнителя к сестре кожевенника Ингера понравилась присутствующим. Насмешник между тем продолжал с видимым увлечением:
– А я-то думаю, что это Ревнитель прямо к тебе?.. А он, верно, думал разузнать! Скромный попался! Ух, скромник какой! Ему, видать, в Храме скучно живется, вот он и решил развлечься. Помнится, рассказывали мне одну похожую историю…
Тут заскрипел старик Кукинк, самый сдержанный из всех сидящих в телеге. Поговаривали, ему в молодости сильно досталось от Ревнителей, с тех пор он боялся даже упоминать их. А если упоминал, то непременно с раздавленной, рабской ноткой в голосе, даже если при этом его высказывании присутствовала, скажем, лишь домашняя свинья или злая старуха-жена, давно уже оглохшая от избытка желчи. Старик Кукинк и тогда не давал воли языку. Он щелкнул немногими оставшимися в наличии зубами, выставил вперед нижнюю челюсть и замолотил:
– Клянусь великим Ааааму, чье истинное Имя неназываемо [4] … ты глупец, юноша Лайбо. – Для Кукинка все были юношами, даже те, у кого росла полуседая борода. – Не смей так говорить о Ревнителях благолепия. – Сказав это, он вжал плешивую голову в плечи, словно ожидая удара. – Помни о том, что они наделены великой силой, которую мы, простые люди, и представить себе не можем. Известно ли вам, юноши, что, к примеру, младший Ревнитель способен без труда справиться с двумя десятками таких, как вы, даже будучи без оружия?
4
Стандартный оборот в местном этикете, предписывающем именно такое обращение к названному здесь божеству.
– Что, даже с пятью сыновьями нашего деревенского старосты Бокбы, самый слабый из которых гнет подковы и вырывает с корнем молодое дерево? – насмешливо спросил Лайбо. – Да ни в жизнь не поверю! Ну «красный пояс», ну из Храма, ну грозен. Но ведь не демон же он, чтобы иметь такую нечеловеческую силу и ловкость, как ты тут нам расписываешь, старик Кукинк. Такой же человек, как и мы. Только с детства воспитывали его в храмовых залах, научили разным хитромудрым искусствам, которые нам неведомы. Вот и все.
Старик зашипел, как вода, которую плеснули на раскаленные камни. Казалось, над его реденькими седыми волосами даже закурился пар.
– Тсс!.. – выдохнул он. – Да отсохнет твой несносный язык, Лайбо-болтун! Ты навлечешь беды на всех нас, хотя отмечен печатью скорби только один из нас.
– Это кто же?
– Это кто ж такой, а?
– Он!
И морщинистый палец старика Кукинка, трясясь мелкой дрожью, завис в воздухе в направлении Ингера.
– Да ты сам последил бы за своим языком, старик, прежде чем учить других, – произнес в наступившей тишине Ингер. – Будь ты молодым, я сломал бы тебе для ума парочку ребер за такие слова. Но коли уж ты стар и пережил свой ум, так и быть, спущу тебе обиду. Однако впредь остерегись говорить злое!
Кукинк недовольно отвернулся и пробормотал что-то себе под нос. Шутник Лайбо расслышал только слова «проклят», «глупцы, глупцы!», а Ингер обрывок фразы: «…Каждый, кто говорил с Ревнителем более одной клепсидры, уже мертв… еще не чувствует этого, но…»
Бормотание старого хрыча утонуло в громогласном предложении выпить желтого амазейского вина, сладкого и продирающего до самых печенок. Это вино оказалось в походной котомке Лайбо. Он наивно надеялся довезти его до родного села, но раз уж пошла такая пьянка… Илдыз с ним, с вином!