Сквозь века
Шрифт:
— Я вовсе не собираюсь вас отчитывать, — сказал он, опускаясь в кресло, — поскольку считаю это занятие совершенно бесполезным. И мне пора привыкнуть, что вы не выполняете ни одной моей просьбы.
— Вы несправедливы! — В этот раз я не смогла сдержать обиду. — Я проснулась от криков и, поскольку они не прекращались, подумала, что рядом с девушкой никого нет. Ведь никто из слуг так и не появился на шум! На что вы рассчитывали, когда поселили меня рядом с комнатой мисс Эдолин? На то, что я останусь глухой? Я уверена, что подобное случается не в первый раз и еще не раз случится.
— Признаюсь,
Мистер Гаррисон прошел к столику с напитками и налил в два стакана янтарную жидкость. Он осушил одним глотком один из них, потом снова его наполнил примерно на треть и подал другой инспектору.
— Если вы расскажете мне о причине ее кошмаров, я смогу избавить ее от них. Не сразу, но со временем…
— Нет, ты это слышал? — пораженно замер мистер Гаррисон. — Она хочет, чтобы мы рассказали ей!
— Не веди себя по-скотски, Ноа, — резко сказал инспектор. — Прошу прощения, мисс Хоггарт. Мой друг очень устал и крайне обеспокоен состоянием младшей сестры. Не воспринимайте его грубость на свой счет.
— Я был и всегда буду груб с магами! Ведь это магия стала причиной… — Мужчина осекся, а потом отпил из стакана и с громким стуком поставил его на столик.
— Вы не можете упрекать меня в том, к чему я не имею ни малейшего отношения! Даже если магия виновна в нынешнем состоянии вашей несчастной сестры, я к этому не причастна!
— Возможно, и так, — уже мягче сказал мистер Гаррисон. — Но, кроме зла, я от магии не видел ничего.
— Буквально несколько минут назад вы собственными глазами видели, как магия помогла мисс Эдолин успокоиться. И я могу заверить вас, что она проспит спокойным и безмятежным сном до самого утра. Более того, ваша сестра увидит самые яркие и добрые сны, какие только сможет придумать ее воображение!
Я видела страдание на лице мистера Гаррисона, глубокие переживания оставили отпечаток в его голубых глазах и отразились на мыслях и действиях. Я не винила его за такое проявление боли, но и несправедливость терпеть не хотела.
— Я понимаю, что вы переживаете за сестру, и давить на вас не буду, — как можно увереннее сказала я ему, — но прошу вас обдумать мои слова. Для меня стало очевидным, что бедняжка не совсем здорова, — на этих словах мистер Гаррисон резко вскинул голову и посмотрел на меня, — и я уверена, что вы оба измотаны ее недугом, поэтому предлагаю избавить мисс Эдолин хотя бы от кошмаров. Никаких иных намерений, кроме как помочь, у меня нет. Подумайте об этом.
Мистер Гаррисон ничего не ответил. Он развернулся и быстро покинул гостиную, оставив после себя тягостное молчание.
— Отправляйтесь спать, мисс Хоггарт, — тихо сказал инспектор, глядя на пламя в камине. — Завтра утром у нас есть дела, вам нужно отдохнуть.
Он не смотрел на меня, лишь печально сдвинул брови и задумчиво сделал глоток из стакана. В голову пришла непрошеная мысль: «А кто эта девушка для мистера Аддерли? Как много она для него значит?» Вглядевшись в лицо инспектора, я увидела ту же боль, что и у брата Эдолин. В груди что-то сдавило, стало как-то не по себе, и, пока я не зашла в своих предположениях слишком далеко, лучше действительно отправиться в постель. Я развернулась и успела сделать несколько шагов, когда голос Аддерли донесся со стороны камина:
— Спасибо вам, мисс Хоггарт.
Остаток ночи прошел спокойно и даже можно сказать, что я более или менее выспалась. Завтракали впервые втроем. Мистер Гаррисон решил больше не прятаться, а занял стул как раз напротив меня. Беседа не клеилась, и было немного неловко. Благодарности от брата мисс Эдолин я, конечно, не дождалась, но судя по тому, что он соизволил сесть со мной за один стол, мистер Ноэль заставил себя проявить некое подобие учтивости.
Как и обещал, инспектор взял меня с собой к профессору Литсби. Мистер Аддерли воспользовался экипажем Олридж-холла, который был намного комфортнее кебов. Погода выдалась пасмурная, низкие тучи нависли над городом, угрожая в скором времени пролиться холодным дождем. Мы сидели на противоположных сиденьях, тем самым не стесняя друг друга. Экипаж двигался плавно, неспешно, будто тот, кто им управлял, был предупрежден о моем состоянии.
Такое размещение в экипаже позволило мне из-под полуопущенных ресниц наблюдать за интересным лицом инспектора. Он смотрел в окно, будто нарочно избегая встречаться со мной глазами. Это немного огорчало, потому что я успела привыкнуть к тому, как будоражат мою кровь его глаза. Порой взгляд инспектора говорил мне о многом, хотя из-за неопытности я отмахивалась от собственных фантазий на этот счет.
Спустя полчаса неторопливой езды экипаж остановился у серых стен института. Довольно унылое здание, на мой взгляд. Инспектор помог мне спуститься на землю и вежливо предложил руку, на которую я могла опереться при ходьбе. Не то чтобы в этом была необходимость, но я с радостью воспользовалась заботой мистера Аддерли.
К моему удивлению, мы не пошли на территорию института, а направились к маленькому каменному дому с заросшей мхом крышей, который располагался в некотором отдалении. Инспектор негромко постучал. Мы некоторое время подождали, но дверь так никто и не открыл. Мистер Аддерли нетерпеливо осмотрелся, заглянул в окно, прикрывая руками глаза от хоть и неяркого, но все же дневного света. Стало как-то тревожно на душе, и я снова постучала. Еще минута тягостного ожидания — и дверь отворилась. На пороге стоял забавный старичок с крючковатым носом, густой кудрявой шевелюрой и тонкими очками на носу.
— Что же вы так шумите, молодежь? — спросил он довольно бодрым голосом. — Я не могу уже так быстро передвигаться.
— Простите, профессор, — сказал Аддерли. — Вы долго не открывали, и я забеспокоился.
— Что ж, молодой человек, приятно, что о таком древнем холостяке хоть кто-то беспокоится. Проходите.
Мы вошли в уютную гостиную, заставленную книгами и всевозможными артефактами. Стены были завешаны картами, в том числе и звездного неба, изображениями символов и слов на незнакомых языках.