Сладкая боль
Шрифт:
— О'кей, — говорю я. — Раз все нормально, я пошел.
Она кивает и закрывает дверь, не говоря больше ни слова.
17
Прошла неделя после ссоры с матерью, когда Фиона позвонила и пригласила Анну на ленч.
Маркус приготовил пасту и салат, а потом они пошли в ближайший кинотеатр на дневной сеанс.
— Как поживает мама? — спросила Фиона. — Никаких больше скандалов?
— Да нет, — сказала Анна. — Никаких. Но она со мной почти не разговаривает.
Всю
— Ты в порядке? — Фиона взяла девушку под руку и притянула ближе.
— Да. Но поскорей бы мама перестала ломать комедию. — Анна засмеялась. — Иногда я фантазирую, что она уехала куда-нибудь и оставила нас с папой одних. Без нее нам бы жилось намного лучше.
Фиона нахмурилась.
— Я говорю ужасные вещи, да? — Анна стиснула руку подруги и взглянула на Маркуса, который упорно смотрел в землю. — Наверное, ты думаешь, что я неблагодарная эгоистка.
— Вовсе нет, — ответила Фиона. — Бывают ужасные родители. Я тебя прекрасно понимаю.
После кино Фиона отвезла ее домой. По пути они обсудили фильм, героев, сюжет, понравившиеся эпизоды. Фиона высадила девушку возле дома и пообещала позвонить через пару дней. Анна стояла на обочине и наблюдала, как машина уменьшается вдали.
Той же ночью она проснулась от тихого стука в дверь спальни.
— Анна! Анна!
В изножье кровати стояла соседка Пэт.
Анна сбросила одеяло и быстро встала.
— Что вы здесь делаете? — Она обхватила себя руками и внезапно ощутила ужас. — Что случилось?
У Пэт был ужасный вид. Под глазами красные круги, как будто она плакала.
— Пойдем вниз, дорогая, — попросила она, взяв Анну за руку. — Я должна кое-что тебе сказать…
— Что?!
— Случилась авария…
Спустившись, Анна обнаружила, что в доме необычайно людно. Повсюду горел свет, внизу ждали два полисмена и неподвижно стояла какая-то женщина в форме. Пэт поспешно провела Анну на кухню и усадила на стул. Девушка удивилась, когда взглянула на часы и обнаружила, что было лишь начало первого.
— Что они тут делают? — спросила она. — Где папа? Где мама?
Дальнейшее слилось в сознании Анны. Незнакомая женщина подошла, присела рядом с ней на корточки, положила руки на колени и сказала, что ее родители вечером попали в аварию. Мать погибла на месте, отец в критическом состоянии в больнице. Кома. Сначала Анна пыталась спорить, твердила, что этого не может быть, произошла какая-то ошибка. Но женщина и Пэт были терпеливы. Они убеждали Анну, пока она не поверила.
В день похорон матери она громко рыдала, потрясенная глубиной собственного горя и тоски.
— Прости, прости, прости… — мысленно повторяла она, когда над гробом смыкались занавески.
Отец прожил еще три недели. Каждый день, с утра до вечера, Анна сидела рядом с ним в больнице и молилась, чтобы он очнулся. Ожил. Не бросал ее одну.
—
Когда он умер, Анна вернулась в большой пустой дом. Прошла прямо в спальню, взяла глиняный цветок, подаренный отцом, свернулась клубочком на постели, крепко прижимая к груди статуэтку, и зарыдала.
18
Когда я просыпаюсь на следующий день, льет дождь, небо серое и затянуто облаками. На улице скорее всего тепло, сыро и липко, но в доме прохладно. Я надеваю футболку, джинсы и толстые носки, чтобы ноги не мерзли, и спускаюсь.
Мне открывается зрелище, от которого сердце замирает.
На кухне хаос. Шкафы и ящики открыты, на полу валяется битая посуда — осколки разлетелись по углам. Кастрюли, сковородки и крышки усеивают пол; судя по царапинам на стенах, предметы швыряли об них что есть сил. Дверца холодильника открыта, емкости с едой, видимо, также бросали об стены и об пол — повсюду отвратительные пятна и опасные осколки стекла.
Кто-то устроил разгром намеренно. Этот человек был в диком бешенстве.
Я пробегаю по остальным комнатам первого этажа, ища признаков взлома, но все нетронуто, вещи на местах, двери надежно заперты. Я мчусь наверх и громко стучу к Анне.
— Анна, Анна, ты там?
— Тим?
Я открываю дверь. Она садится и отводит волосы с лица. Вид у нее недовольный.
— Что случилось?
— Кухня… — говорю я. Это слово, хоть и против моей воли, звучит резко, с упреком.
— В чем дело?
— Иди и посмотри.
Анна идет следом за мной. Увидев беспорядок, она шарахается и захлопывает рот ладонью.
— О Господи.
— Что такое?
Она смотрит на меня, потом на грязь и осколки, качает головой и начинает плакать.
— Не знаю. Понятия не имею…
Я ей почти верю. Анна как будто искренне удивлена и напугана, и нетрудно представить, что кто-то вломился в дом и разгромил кухню. Маньяк с топором или просто обдолбанный псих. Но нет никаких признаков насильственного вторжения — ни разбитых окон, ни вскрытых дверей.
— Я не виновата, — настойчиво говорит Анна.
— Тогда кто же? — тихо спрашиваю я и отворачиваюсь, чтобы она не заметила в моих глазах сомнение.
19
Беда в том, что она не помнит.
Воспоминания о прошлой ночи сливаются, но Анна точно знает, что была расстроена и полна страха, отчаяния, досады, ненависти к себе.
День начался скверно. Она спала допоздна и встала около полудня, чувствуя себя больной и усталой. Анна страшно тосковала, намного сильнее обычного, она была на грани слез. Девушка поднялась на чердак с кружкой чаю, села в большое старое кресло, которое принадлежало отцу, и дала себе волю. Она плакала, пока не заболели глаза и голова.