Сладкая боль
Шрифт:
— Ну, кое-что поменялось, — отвечает Фиона. — В общем, ничего особенного. Как оно обычно бывает.
Анна кивает и разглядывает собственные руки.
— Давайте не будем вдаваться в подробности, — продолжает Фиона с неожиданной резкостью. — Такой приятный день. Зачем его портить?
Когда ленч готов, Анна настаивает, чтобы мы перешли с тарелками в столовую. На столе уже постелена скатерть, разложены изящные приборы и салфетки, расставлены бокалы, в центре стоят цветы. Анна хихикает, рассаживая
Когда мы переносим еду и рассаживаемся, она снова встает, бежит на кухню и возвращается с бутылкой вина.
— Я за рулем. — Фиона накрывает свой бокал ладонью.
— Один глоточек! — настаивает Анна. — Ты еще успеешь протрезветь.
Фиона и Маркус переглядываются.
— Мы не планировали сидеть весь вечер, извини, — говорит Маркус. — У нас еще кое-какие дела.
— Но сегодня воскресенье, — возражает Анна. — Нельзя же работать по воскресеньям!
— Я очень сожалею, — отвечает Фиона, — но обязательства перед клиентами нужно выполнять.
Я с трудом удерживаюсь от смеха при этих напыщенных словах и думаю, что, возможно, Фиона шутит, но, увидев удрученное лицо Анны, молча беру нож и вилку.
Рыба получилась мягкой и ароматной, и я быстро уничтожаю свою порцию. Подняв глаза, я замечаю, что Анна почти не притронулась к еде. Она сидит неподвижно и смотрит перед собой. По ее лицу текут слезы.
— Что с тобой? — спрашиваю я.
— Мне плохо, — говорит она, поднимая руки и исполненным отчаяния жестом роняя их на стол. — Плохо. Почему все так?
Маркус осторожно откладывает нож и вилку.
— Перестань, — просит он. — Не плачь.
— Не могу! — восклицает Анна и начинает плакать, вздрагивая от рыданий. — Я скучаю по Бенджамену! Так скучаю, что хочу умереть!
— Да, я тоже по нему скучаю, — отзывается Маркус.
— Я помою посуду, — говорит Фиона, вставая. — А потом, Маркус, мы поедем. Сомневаюсь, что здесь от нас будет какая-то польза.
Она начинает убирать со стола, с шумом складывая столовые приборы.
Я поднимаюсь, забираю бокалы и поспешно иду на кухню.
В следующее мгновение там появляется Фиона, и вдвоем мы заполняем посудомоечную машину. Я наполняю раковину водой и отскребаю сковородки, а Фиона находит полотенце и вытирает их. Мы работаем молча, и я гадаю, что случилось. Кто такой Бенджамен, и почему Анна так грустит? Что произошло? Я полагаю, что, живя в одном доме с Анной, имею право знать, но аура, исходящая от Фионы — напряженные плечи, поджатые губы, ускользающий взгляд, — намекает, что мои вопросы останутся без ответа.
Закончив уборку, мы возвращаемся в столовую. Фиона настаивает, что пора уезжать, и мы вчетвером шагаем к двери. Анна стоит на пороге и смотрит вслед друзьям. Прежде
— Пожалуйста, Маркус, — умоляет Анна, схватив его за руку и вынудив остановиться. — Пожалуйста, останься.
Она кривится и снова начинает плакать.
— Анна, успокойся, — говорит Фиона. — Нам правда пора.
Но Анна лишь отчаяннее цепляется за Маркуса, который стоит, опустив руки по швам, неподвижный и как будто растерянный. Он ничего не говорит, не шевелится, не пытается успокоить девушку. Наконец Анна оседает наземь и затихает.
Фиона помогает ей подняться и ведет обратно в дом.
— Перестань, — говорит она, когда они проходят мимо меня. — Сейчас я тебя отведу в комнату и уложу.
Я возвращаюсь на кухню, ставлю чайник, достаю чашки, молоко, сахар. Маркус заходит следом. Ожидая, когда чайник закипит, я стою спиной к нему.
Вскоре к нам присоединяется Фиона.
— Все в порядке, Анна заснула, — не обращая внимания на кофе, который я ей налил, она вытаскивает ключи от машины. — Я оставлю свой телефон, Тим. Если вдруг вы забеспокоитесь и решите, что без нас не обойтись.
— Я хотел кое-куда сходить вечером, — говорю я. Никаких конкретных планов у меня нет, но я ведь не обязан торчать в доме. — То есть я же не могу…
— Разумеется, — перебивает Фиона. — Делайте что угодно, с Анной ничего не случится. Она приняла снотворное и скорее всего проснется только утром. Но не могли бы вы немножко приглядывать за ней следующие два-три дня? Просто на всякий случай.
— Кстати говоря, как она вам кажется? — спрашивает Маркус. — В общем и целом. Вы заметили что-нибудь странное? Что-нибудь, о чем нам следует знать?
Я ненадолго задумываюсь, боясь вторгнуться в личное пространство Анны, а затем решаю, что секретничать просто глупо. Маркус и Фиона — старые друзья семьи и, несомненно, беспокоятся. Было бы крайне безответственно что-то скрывать.
— Я слышал, как она плакала ночью.
— Плакала, — повторяет Маркус, кивая. — Неудивительно.
Фиона улыбается и пытается меня ободрить, но выглядит это весьма натянуто.
— Все в порядке. Правда. Теперь вы, наверное, будете волноваться и думать, во что такое ввязались. Но, ей-богу, лично я уверена, что беспокоиться не о чем. Просто сейчас Анна слегка расстроена.
— Вы больше ничего не хотите рассказать? — спрашивает Маркус. — Вы, кажется, сомневаетесь, Тим. Можете поделиться, если вас что-нибудь тревожит. Мы приехали, чтобы помочь. Мы не…
— Анна повышено эмоциональна, — вмешивается Фиона и вздыхает. Сочувствия в ее голосе явно маловато, он звучит почти презрительно. — Она порой странно себя ведет, когда поддается чувствам.