Сладкая Льдинка
Шрифт:
— Нет! — ответил он и ехидно улыбнулся.
Может быть и не ехидно, но ей так показалось, и она рассердилась.
— Больше не предложу! Акция — один день! — пыталась она исправить обстановку.
Парень вновь повел себя странно, по ее мнению.
Развел руками в стороны, показывая ладони.
— А, как же Софья? Разве вы не подруги?
— Дружба — дружбой, — возразила Дашка, — но сердцу не прикажешь.
— Вот, именно. Ты сама ответила.
— Пожалеешь! — выкрикнула от досады Дашка, — я в сто раз лучше твоей Соньки.
— Чем
— Ты, что слепой?
— Не слепой и не глухой, если тебя это интересует. В людях разбираюсь. Софья самая лучшая девушка на свете!
Последняя фраза окончательно вывела Дарью из равновесия. Больно быть отвергнутой. Еще больнее, когда тебя сравнивают и сравнение не в твою пользу.
«Да как он мог! Погодите, отольются вам мои слезки!»
Дарья сдержала обещание.
— За что, Даш? — кричала Софья в трубку, пытаясь понять. По ту сторону раздавался лишь довольный смешок.
— За что?
И вместо ответа:
— Даже не думай в метновку идти. Тебя и пальцем никто не тронул. Твоя честь при тебе. Изнасилования не было. Да и не докажешь ничего.
— Ответь!
— Ага, бегу, волосы назад! Умойся! — взвизгнула Дашка.
Чуть позже она узнала, что стала жертвой спланированной мести. Только лишь за то, что ей повезло больше.
Но она — то знала, что везения нет. Это труд. Ежедневный, ежесекундный. В то время, когда одноклассницы танцевали на школьных вечерах, веселясь, позабыв про уроки, она сидела за учебниками, делала конспекты, учила правила.
Растоптала. Унизила. Сравняла с землей. Уничтожила.
Могла ли на тот момент Софья отплатить той же монетой? Нет! Она была слеплена совсем из другого теста.
К тому же ее истинная вера, складывалась из мнения, что высшая сила обязательно накажет, не обойдет мимо. Следовала только сильно этого желать.
Она не была трусихой. Дать Дашке в нос за ее подлость пару раз она могла без хлопот. Подкараулила — и, пожалуйста! Она и ростом выше почти на голову.
Но она всегда была выше этого. Не хотелось уподобляться, становиться с этой грязью в один ряд.
Более того, она до сих пор оставалась послушной и любящей дочерью, а мама строго запретила ей всяческие контакты с бывшей подругой.
Она тихо покинула родной дом, оставив маме записку.
«Я люблю тебя, мам! Прости!»
Глава 15
Напоследок, Софья получила еще один удар.
Почтальон раз в неделю приносил ей письма. Она бежала к ящикам, волнуясь и повторяя его имя: Виталик.
Кажется, она знала его всегда. Потому, что он всегда был рядом. Ни дня друг без друга. Вначале искренняя детская дружба — общая песочница на площадке, потом первые настоящие взрослые чувства.
С его легкой руки к ней прицепилось емкое и правильное имя — Льдинка.
Она не сердилась. Ей даже нравилось. В детстве ко всем цепляются клички, исходя из фамилий. Она Леднева. Сначала была «Ледышкой».
— Льдинка! — кричал он ей вслед, — подожди, вместе пойдем… Льдинка, выходи гулять! Льдинка…
Они везде были вдвоем, словно ниточка с иголочкой.
За пятиэтажками, на пустыре была когда-то стройка. Остатки старого полуразвалившегося фундамента и небольшие пролеты стен, служили объектами стрит-арта. Граффити, оставленные Виталиком, не отличались особенной фантазией и не были изображениями высокого искусства или способом самореализации. Таким образом, он показывал свое отношение к жизни.
Однажды Софья наткнулась на надпись, выведенную синей краской. Ее любимый цвет. Виталик знал об этом.
«Льдинка + Виталик» и сердечко со стрелочкой.
Их любовь, их тайна, их мечта.
Софья открыла для себя, что ни дня не сможет без него прожить. Та самая искорка: мурашки от столкновения запястий, состояние неземного блаженства от звука голоса.
Касание осторожных пальцев, поцелуи для обоих были первыми. Виталик боялся испугать, оттолкнуть от себя Льдинку, порывами своей страсти.
Все же они были вместе. Один раз. В ночь, когда Виталик получил повестку.
Он нервничал. Всем своим видом показывая, что не может больше ждать. Время томных слов прошло.
Ее волосы пахли раем. Едва уловимым запахом яблок, свежести и полевых цветов. По привычке, зарываясь лицом в ее рыжие пряди, не мог надышаться. Убрав непослушную кудряшку за ухо, Софья жмурилась от смущения.
Так мила и невинна.
Вздрогнула, когда он начал расстегивать пуговицы на кофточке. Софье казалось, что он делал это целую вечность. Если бы знала заранее надела платье или майку, вовсе без пуговиц.
Оставшись без одежды, закрыла руками грудь. Никто и никогда не касался ее тела.
Он, чувствуя каждый ее вздох, зная каждое ее движение наизусть, определил, что ей страшно.
— Льдинка! — прошептал он, — Моя сладкая Льдинка!
Она ответила ему поцелуем. Нежным, трогательным. Сегодня день их прощания на целый год.
— Ты плачешь? — удивился он.
— Нет. Ресничка в глаз попала, — соврала она.
— Иди ко мне!
Он крепко прижал ее к себе, целуя за ухом. Его жадные нетерпеливые губы ласкали шею, потом опустились ниже на грудь. Руки исследовали все изгибы прекрасного девичьего тела.
Софья чуть не захлебнулась от нахлынувшего возбуждения. Она отвечала на его ласки вначале несмело, словно стесняясь, но потом ее закружил водоворот сладостных ощущений, она полностью отдалась во власть его рук, губ.
В плену блаженной дрожи она твердила его имя. А он — ее. Две половинки единого целого.
Он не желал отпускать ее. Ни на минуту, даже на миг. Постоянно сплетал пальцы рук в замок.
— Не уходи!
— Не уйду!
— Навсегда вместе!
— Навсегда!
— Обещаешь?