Сладкая Льдинка
Шрифт:
— Обещаю!
На следующий день, зареванная Софья махала вслед автобусу, увозящему ее Виталика на целый год.
Ее губы болели от поцелуев. Теперь у них есть еще одна тайна. Одна на двоих.
Их взаимное чувство требовало проверки разлукой.
Большой настенный календарь отмечал красным фломастером дни их разлуки. С мая прошло девяносто два дня, как он стал защитником Отечества. Служил он в далекой Туле.
Софья отмечала дни утром. Ей казалось, что так день пролетит быстрее. Первым делом, открыв от сна глаза, бежать к календарю, вычеркнуть
Интернетом Виталик не пользовался. Не то, что он был древним динозавром, или непродвинутом в этом вопросе. Он был романтиком. У него была идея — сохранить память на бумаге, чтобы потом, показывать своим детям, как сделали это в свое время его родители. Армейские письма хранились в домашнем архиве, как драгоценность.
Весточки оттуда она получала регулярно. Конверт разрывала прямо в подъезде и жадно вчитывалась в строчки, представляя руку, выводящую для нее строчки.
Чувствовала тепло от сложенных вдвое тетрадных листов. Гладила, пыталась уловить любимый запах.
Каждое письмо прочитывалось не раз. Некоторые, особенные строчки, оставались в памяти, и Софья проговаривала их перед сном, как молитву.
Все письма начинались одинаково: Привет, Льдинка! И заканчивались тоже — Люблю, целую, жди!
Она ждала. Верно. Преданно, отсчитывая дни, часы, минуты. Мысленно обращалась к нему, разговаривала, думая, что он слышит ее на расстоянии.
Писала в ответ. Мельтешила своими фразами, давая ему знать, что сильно скучает. Она всегда выверяла каждое слово, переписывала неудачные абзацы, и на написание небольшого послания, порой тратила целый день. Все равно, когда письмо уходило, сомневалась, стоило ли писать о такой ерунде. Ведь события ее жизни можно было считать обычными, заурядными по сравнению с тем, что происходило в его армейской жизни.
Особенно дорожила она письмом, в котором Виталик написал, что гордится такой девушкой. Просил выслать фотографию, чтобы похвастаться перед сослуживцами.
В очередной раз обрадовалась, заметив белый уголок, торчащий из почтового ящика. Всегда долго рассматривала его почерк на конверте. Пробегала глазами по адресу.
По привычке, рванула бумажный край, разорвала. Тут же вскрикнула от страха. На ее ладони высыпалась горсть черного пепла. Местами в этом ворохе виднелись недогоревшие остатки ее писем. Ее красивый почерк, разорванный пламенем, сохранил краткие фразы, будто специально вырванные и оставленные в упрек: «Жду», «Люблю», «Скучаю». Разорванная в клочья и почерневшая от огня фотография: отдельно глаза, отдельно губы.
Выпачканными, черными от пепла пальцами она смахивала слезы.
Что за глупая шутка!
После поняла — добрые люди подсуетились.
«Все кончено», — твердил голос разума.
Надежда умирает последней. Ее последнее письмо было все в подтеках слез. В этот раз фразы складывались сами по себе, потому что были написаны в состоянии отчаяния.
Она умоляла о прощении. Клялась в своей невиновности, вместе с тем, надеялась на чудо.
Он не может! Он поймет…
Ведь
Напрасно. Ответа не было. Тишина.
Дашка вновь победила…
Глава 16
Виталий Алексеевич Иванов разложил на столе большую кипу бумаг. Судя по сводке, его фирма в рейтинге поднялась на два пункта. Хорошая новость!
Он работал на этом рынке давно. Его, поначалу скромная компания, строилась кирпичик за кирпичиком и окончательно заняла прочное место среди надежных партнеров и конкурентов — инновационная и инженерная деятельность в сфере строительства и ремонта. Бизнес набирал обороты.
Внедрение нового проекта, сулившее баснословные доходы, требовала больших вложений. Виталий работал круглые сутки. Мозг лихорадочно выстраивал новые стратегии, отбирал более выгодные варианты, стараясь не упустить ни одной детали, даже самой незначительной. Он был рисковым человеком, в свое время именно эта черта дала ему шанс вырваться вперед.
У него был большой штат сотрудников, но он привык проверять все сам. Он занимал свое время работой, не оставляя места на личную жизнь.
Стоя у истоков бизнеса, он самолично мотался от стройки к стройке, орал на нерадивых работяг, доставал стройматериалы. Сплошной нерв. Зато его боялись и уважали
— Аллочка, — громко закричал он, — Еще кофе!
Аллочка тихой походкой кошечки бесшумно ставила горячий ароматный напиток на стол и так же незаметно исчезала.
Он любил крепкий, обжигающий без сахара и сливок.
В этот раз вместе с кофе она принесла лист бумаги и положила на самый край, поверх остальных документов.
Виталий Алексеевич даже не поднял на нее глаз.
Первое время он с нескрываемым интересом разглядывал складную секретаршу, считая ее очень даже привлекательной.
Аллочка распространяла вокруг себя флюиды настоящей женственности и сексуальности. Такая: «девочка-девочка» в рюшечках, бусиках, сережках. Яркий макияж, с четкими стрелочками на глазках делал ее взгляд кошачьим и хитрым, будто она готовилась к охоте. Стоило ей прищуриться и лукавые искорки плясали в ее зрачках. Пухлые губки, четко вырисованные глянцевой красной помадой, притягивали внимание.
Взмахивая гривой блондинистых кудряшек, она благоухала чувственным ароматом свежести и фруктов. Ее сладкие духи мигом завоевывали территорию, оставляя после себя приятное послевкусие.
Аллочка всем своим поведением будоражила разыгравшееся воображение. Она входила в кабинет легкой плавной походкой, качая бедрами в узкой короткой юбке. Длинные ноги в туфлях на высоком каблуке делали ее фигурку еще стройнее и изящнее.
Ох, уж, эти женские штучки! Виталий облизывался как кот, всматриваясь в вырез блузки. Казалось вот-вот и маленькие пуговки полетят прочь.
Оставалось лишь протянуть руку. Взять и съесть тот лакомый «кусочек торта», который так заманчиво лежал на тарелочке с голубой каемочкой. Взять Аллочку прямо здесь, в кабинете, на этом, заваленном документами столе.