Сладкая Льдинка
Шрифт:
— Это можно. Сейчас клиента доставлю и доскочу. Я как раз неподалеку.
Мучительно долго тянулись минуты ожидания. Виталий Алексеевич в пятый или десятый раз нарезал круги по просторному кабинету. Наконец, он встал у окна, пытаясь вглядеться в сумеречный город, сверкающий сотнями разноцветных огней. Где-то там, за этими чужими моргающими окнами скрывается та, без которой опустела его жизнь.
Он совершил ошибку. Юношеский минимализм в сочетании с ненавистью совершили свое черное дело. Ослепнув от гнева, подпитанного
Одному Всевышнему известно, сколько отвратительных слов и мыслей послал он по ветру до порога Льдинки… и то письмо с частичками писем и пеплом их сожженной любви.
Если бы можно было повернуть все вспять. Но он не мог тогда взять и сорваться с места.
Он даже не стал читать ее последнее письмо. Просто взял и порвал, без угрызений совести и бросил в мусор. Эти жалкие объяснения, сдобренные доброй порцией лжи, как тогда он определил для себя, не стоили даже мимолетного взгляда.
«Все женщины — б….» — решил он для себя. С этой идеологией пошел по жизни, обращая внимание лишь на тех, которые хотя бы чуть-чуть напоминали ту, которая надругалась над его чувствами. Он даже пытался мстить, выпроваживая очередную из своей жизни, но огромную пустоту внутри себя он не мог заполнить ничем.
Год армейской службы тянулся бесконечно, но долгими ночами, Виталий репетировал сцену возвращения. Вот он бравый и осанистый ступает на родной с детства двор, любовно касается качелей, стоящих на прежнем месте и все так же противно скрипящих. Открывает тяжелую дверь, делает шаг на первую ступеньку, а там… навстречу ему с раскрытыми объятиями выходит Льдинка. Он отворачивает голову и проходит мимо, а она остается громко реветь и размазывать слезы по щекам.
Вот и пришел тот долгожданный день, и он взаправду дома. Сразу же все пошло не так: качель убрали, на ее месте стоял автомобиль нового соседа. Виталий по привычке почесал макушку, так он всегда делал, когда удивлялся или огорчался.
— С приездом! — приветствовали завсегдатаи местной подъездной лавочки, — обмываем сегодня?
— Конечно! — обнадежил их Виталий, — но прежде — домой.
— Постой! — заставили его вернуться, — ты, поди, новостей не знаешь?
— Откуда?
— Новоселы у нас, вместо Ледневых, вон и тачка их под окнами, — поделился сосед по лестничной клетке.
— А, Ледневы где?
— А, кто их знает. После скандала исчезли. Еще бы такое горе. Жаль девку!
Все наперебой стали сокрушаться о бедняжке.
— Молодцы, что съехали! — подвел итог дребезжанию спитых голосов сосед.
— Почему?
— А, то не знаешь? У вас ведь шашни были.
Виталий заткнул уши. И убежал прочь. Дрожь в коленках, как в детстве, выдавала его раздражение. Сейчас бы порвать кого нибудь, не так чтобы сильно,
Виталий умел контролировать свой гнев. Остывал он также быстро, как и вскипал. Главное остановиться вовремя и не наломать дров.
Льдинка исчезла. Даже в ее наглые холодные глаза заглянуть не получится. Глубокое разочарование, пришедшее не вовремя, раздирало изнутри до боли. Мигом исчезла радость от возвращения домой. Виталий знал, что без нее этот город для него не значит ничего. Он никогда не простит ее, но и разлюбить тоже не сможет. Вот такое вот сумасшедшее противоречие.
«Ты разбиваешь мое сердце, мы никогда не будем вместе…»
Он уже не знал, чего хочет на самом деле: ее унижения, любви, или чего-то еще. Но одно было известно точно — его любовь еще жива. Ее маленькое пламя крохотным язычком пылало, оставляя черный коптящий дым. То ли от этого дыма, то ли от чего, то еще плакала его душа, скорбела об утраченном счастье. Все что они вдвоем, когда то намечтали, нафантазировали среди этого двора, бесследно растаяло. Кажется, это было только вчера: милый шепот ласковых губ, рыжие локоны, развевающиеся на ветру и слова, навеки отпечатавшиеся в памяти.
На пустыре возле стены со знаковой для них надписью, Виталий тщетно пытался вернуть самообладание.
Рука сама потянулась к синей краске.
— Привет, Виталик! — незаметно подкралась бывшая подружка Ленка. Та самая, которая присутствовала на вечеринке. Виталий это знал, поэтому особой симпатии к ней не испытывал, более того видеть не хотел.
— Лен! — встрепенулся он, — какими судьбами?
— Тебя искала.
— Приятно, конечно, — улыбнулся он натянутой улыбкой, — но не думал, что сейчас подходящий момент. Я хочу побыть один.
— Понимаю! — согласилась Ленка, виноватым голосом. — Прости меня!
— Неожиданно. Если ты о Льдинке, не утруждайся, все вы одним миром мазаны.
— Может и так. Но выслушать должен!
— Опа! Уже и задолжать успел.
— Остынь и слушай! — Ленка начала сердится.
— Валяй! — разрешил он, — гляди, я уже и уши для лапши развесил.
Лена спрятала глаза, нервно кусая губы.
— Сонька не виновата, — как на духу выпалила она, — Дашка план придумала, обещала, что весело будет, приколемся! Напились все до чертиков. Вырубилась
Сонька, первый раз дозу не рассчитала. Мы ее раздели, она даже не трепыхнулась, ну, а дальше… таскали будто картонную. Поизмывались, помада красная, кстати, у кого-то нашлась, размалевали. Каждый руку приложил. Да еще эти хмыри, появившиеся неизвестно откуда. Дашка лично фотки делала, при этом, не забывая отдавать команды по передвижению бессознательного тела.
— Хватит! — закричал Виталий, представляя сцену надругательства.
— Прости!
— За что? — нахмуриваясь, ответил он.