Сладкая месть
Шрифт:
Даже несмотря на ненависть я понял, что не могу без тебя жить.
Я даже представить себе не могу, насколько чудовищно было больно тебе, когда ты потеряла нашего малыша.
Твою ж мать…
Как же дико я себя ненавижу!
Презираю. Проклинаю!
И не могу жить дальше.
Зная, что обидел тебя.
Мою хрупкую, мою нежную и самую-самую любимую девочку.
***
Психанув, начал колотить кулаками собственное отражение в зеркале.
Кровавые брызги летели в разные стороны. Кулаки
Удар за ударом. Удар за ударом!
Бью себя. Как собственного противника.
Я бью своё отражение и не знаю, кто победит.
Бросаю вызов самому себе. И вершу месть.
За свою глупость. И одержимое желание сломать, то, что люблю.
То, что по ошибке приказал внутреннему монстру ненавидеть.
***
У Сони начались серьезные проблемы со здоровьем. Пришлось отправить малышку в больницу. И, конечно же, в этом дерьме я виноват! Когда она через балкон голышом к сестре лазала, то… подхватила треклятую хворь.
Жить не хотелось.
Столько боли ей причинил.
Не знаю, как вынесу…
Не достоин больше её.
Попытаюсь исправить ошибки. Накажу всех сволочей до единого, что жизнь нам изувечили. И всё. Дальше… а дальше настанет моя очередь расплачиваться за ошибки. За её слёзы. За её сумасшедшую боль.
***
Пришлось оставить Соню на некоторое время одну, в больнице. Поскольку ребята позвонили, сообщив, что выполнили заказ.
Накрыло меня. Беспощадной лавиной. При мысли, что очень скоро увижу мразоту Виктора. На всякий случай звякнул одному надежному бойцу, чтобы за девочкой моей любимой присмотрел. Вряд ли Тоха настолько умом шарахнулся, что посмеет угрожать Соне, когда я рядом.
Он никогда не посмеет бросить мне вызов.
Тому, кто превосходит его в сотню раз.
Однако… я слишком сильно недооценил брата.
Особенно, после четырёх лет разлуки.
Антон сейчас на эмоциях. Конченный псих.
Как и каждый из нас, кто прошёл все круги в Преисподней, когда услышал свой приговор, удар деревянного молотка и увидел грозный взгляд судьи в облике кровавого палача.
Тогда я даже не подозревал, что совершил ещё одну кошмарную ошибку, пусть хоть и на несколько часов, доверив жизнь самого бесценного в мире сокровища другому.
***
Как мешок с говном, его привезли к заброшенному складу.
Я долго ждал этого момента. Очень долго! И каждый раз получал душевный оргазм, когда представлял какими жуткими способами буду разделываться с этим вонючим дерьмом.
Виктор знатно разжирел. Добившись немалого «успеха» в работе, он прикупил себе роскошную тачку и навороченную трешку в центре города, в которую каждый вечер водил породистых шлюх, за деньги принуждая сосать его жирный хер.
Расслабился, ублюдок!
А зря.
Хорошая жизнь ударила по мозгам. Он даже представить
Наёмники взяли отморозка быстро и без особых трудностей.
Н*хуярили по морде, затолкали в тачку.
А дальше дело за мной.
Привязанный к стулу, с мешком на голове, выбл*док что-то невнятно мычал, пока я наматывал вокруг него круги, размышляя с чего бы начать вершить правосудие.
Психанул.
С ноги в голову вмазал, с таким напором, что сукин сын на пол свалился, во время падения теряя грязный мешок с головы.
Еб*шил суку по морде, пока на разукрашенном гематомами лице, не осталось ничего, кроме заплывших век и разбитого до кости носа.
За шиворот уё*бка схватил, от стула оторвал, встряхнув как следует.
— Говори! Всю. Сука. Правду!
Рассмеялся, запрокинув башку назад.
Говорить то сложно, когда во рту осталось всего два зуба.
Всё выложил.
Во всём признался, падаль.
Как я и думал.
— Зачееем? — за шею схватил, сжал, заставляя мразоту захрипеть от адских мук.
— Да. Я у-угрожал твоей с-соске. Давил на неё. Запугивал.
Зарычал, плюнув в лицо следаку.
— Просто её м-мамашка делала о-отрадный минет. Соответственно, я исполнял абсолютно любые хотелки психопатки.
Череда отборных ударов градом посыпались на этот смердячий кусок дерьма.
— Ублюдок! — выплюнул горсть зубов, — Хочешь на десерт вкусняшку? — заржал, пидарас. — Шлюшка твоя была беременна. И это я подогнал ей те красные таблеточки… С приветом от мамаши. Но Алла, видать, с дозой перебрала, пришлось скорую вызывать. Теперь твоя овца бесплодна.
С одного замаха, я мечтал проломить Виктору грудную клетку.
Молча.
Нанести настолько сильный удар, чтобы услышать треск крошащихся в щепки костей.
А затем вытащить его уродское сердце голыми руками, швырнуть на пол и с яростью раздавить ботинком.
Долго на месте топтался. Орал, матерился. А по щекам слёзы хлестали…
Девочка моя! Любимая!
Как же тебе было больно. А я не знал.
Я урод, мразь и ублюдок.
Тебе ведь было намного больнее, чем мне.
Душевная боль никогда не сравнится с болью телесной.
Там, в тюрьме, я был словно в раю. И мне не стоило жаловаться на свою карму.
Тебе ведь было в миллиард раз мучительней.
Жаль, что я, тупой кретин, не понял.
Слишком поздно понял, когда довёл тебя до болезни.
Теперь всё встало на свои места.
Теперь я окончательно осознал, кто действительно виноват в том, что наша сказочная история превратилась в фильм ужасов.
Я.
И только я виноват.