Сладкая месть
Шрифт:
— Если дело в этом, то ты вряд ли станешь возражать, если я посижу еще немного, — и она снова опустилась на каменную ограду. — Мне нравится наблюдать за светлячками — они составляют мне компанию.
Рейн схватил ее за руку и заставил подняться.
— Если ты будешь здесь разгуливать нагишом, кто-нибудь из здешних парней составит тебе компанию.
Или я.
— Если ты думаешь, что я с тобой дурно обошелся, тебе придется узнать, что это значит на самом деле.
Она вырвалась из его рук, ее щеки пылали.
— Ваше
— Я знаю, что говорю — в этих краях женщине опасно гулять в одиночестве. Наши работники, может быть, и не станут создавать проблемы, но поблизости есть и другие, от которых можно ожидать чего угодно. Я не хочу, чтобы ты в одиночестве гуляла по ночам.
Он что же — волнуется? — усмехнулась про себя Джо. Боится, как бы с ней чего не случилось, пока он сам ей не отомстит?
Она встала и направилась к дому.
— Работа начинается рано утром, — сказал он.
Джоселин не обратила на него внимания.
Привыкшая к долгим трудовым дням, Джоселин проснулась до рассвета. В первую минуту она не могла понять, откуда взялась противомоскитная сетка и почему матрас такой мягкий.
Она вздохнула, вспомнив, где находится, потом минуту позволила себе понежиться. Она потянулась и зевнула в темноте, которую еще не осветил рассветный луч. Наконец Джо откинула покрывало и придвинулась к краю кровати, чтобы зажечь свечу.
Она не очень хорошо спала эту ночь, несмотря на мягкую постель и спальню, оказавшуюся гораздо более удобной, чем комната для прислуги, в которой она ожидала оказаться. Но ее всю ночь мучили сны о нем, мысли об их разговоре в темноте и обо всем, что случилось с тех пор, как появился Рейн.
Ненависть, которую она видела в его глазах, сердила и пугала ее. Несколько раз она просыпалась в холодном поту: ей снилось, что он стоит рядом с ней, обезумевший от злобы, его руки обхватили ее шею и жизнь потихоньку покидает ее тело.
Она пыталась сказать ему, что не стреляла в него, но пальцы давили все сильнее.
«Если не ты, то кто же тогда это сделал?» — рычал он.
Этот вопрос она сама задавала себе тысячи раз с того рокового дня, и список потенциальных злодеев становился все длиннее и путанее.
Джоселин знала, что у Рейна есть враги. Она почти два года следила за его передвижениями, была свидетельницей десятка ссор в трактирах, видела, как он завлекал и бросал множество женщин, мало заботясь об их чувствах. Он и сам рассказывал ей, что леди Кэмпден была его любовницей и что ее муж ревнив. Еще к этому списку нужно прибавить Стивена Барлетта, лорда Хэркурта. И, конечно, Розали Шеллгрейв, актрису, бывшую некогда любовницей Стивена — пока она не стала любовницей Рейна.
И было еще одно имя, которое она боялась упомянуть даже в глубине души. Имя хрупкого светловолосого мальчика со страшно обожженными руками. Поначалу она отвергала такую возможность. Но потом вспомнила почти незаметную перемену в их отношениях, то, как странно он стал вести себя, когда она надела платье и стала держаться как дама. Может быть, у Такера зародилось что-то вроде юношеской влюбленности? Может быть, он ревновал ее к Рейну? Не могло ли ему показаться, что он каким-то образом защищает, может, даже, спасает ее?
При этой мысли у Джоселин внутри все сжалось, она молила Бога, чтобы это не было правдой. И даже если это правда, то, что она была осуждена за это преступление, обеспечивает парнишке безопасность. Это было слабым утешением перед лицом столь вопиющей несправедливости, но все-таки ей стало немного легче.
Джоселин оделась, прошлась щеткой по волосам, взяла в руки свечу. Она открыла тяжелую деревянную дверь и вышла в холл. В доме было темно, во всяком случае ей так казалось, пока она не подошла к кабинету. Из-под двери пробивался желтоватый свет, слышалось движение.
Но Рейн вряд ли встал так рано.
Ей было очень любопытно, кто там, но она не хотела рисковать. Поэтому Джоселин вышла из дома и прошла в людскую кухню. Работа в доме, в наполненной паром душной и жаркой кухне была самым неприятным для нее делом, но она не собиралась ждать, пока Рейн найдет ей работу. Она не хотела, чтобы он оказался недовольным каким-то ее поступком или ею самой.
Несколько мгновений Джоселин незамеченная стояла в дверях кухни. На старомодной печи из белого камня кипели большие черные чугунки. Из чайника шел пар, на длинных деревянных столах были разложены овощи и фрукты: кукуруза, маниока, сладкий картофель, манго, гванабана и джек-фрут. В комнате уже было жарко, но запахи были приятными — аромат вареного мяса и свежевыпеченного хлеба.
— Хлеб готов, — сказала высокая женщина с кофейного цвета кожей, высокими скулами и с улыбкой на полных губах. — Хочешь, я достану?
— Это мочь мало гореть, — низенькая черная, как уголь, женщина втрое шире в бедрах, чем первая, распахнула дверцу печи. — Я делать.
Джоселин не могла не улыбнуться, услышав их необычный выговор. Женщина говорила на креольском английском. Даже проведя несколько недель на Ямайке, Джо не всегда понимала, о чем речь.
— Хэлло, — сказала высокая женщина. Она говорила гораздо понятнее. — Ты приехала с новым масса?
— Да. Меня зовут Джоселин.
— Джо-се-лин?
— Можно Джо, если так удобнее. Женщина улыбнулась, обнажив белые зубы. Она была хороша собой, заметила Джоселин. Она была красива экзотической красотой — гибкая, с большой грудью, она отличалась чувственностью, делавшей ее непохожей на большинство других женщин.
— Я Дульцет, а это — Гвен. Я — экономка, а Гвен — кухарка. А те вон — Сойка и Малиновка.
Джо обернулась и увидела двух девушек, которые хихикали, прикрывшись ладошками.