Сладкая отрава
Шрифт:
Сейчас избранному все равно, что мне больно. Наоборот, он стремится к этому. Получает от этого извращенное удовольствие.
Чувство, будто он разрывает мои внутренности.
Лежу, уткнувшись лицом в подушку, и бессильно вою, скулю от боли.
Это не прекращается.
Хеймитч слишком пьян, чтобы быстро закончить начатое.
Больно.
Унизительно.
Бесконечно.
***
Сегодня вечером я наконец-то покину проклятый Двенадцатый. Я так и не стала здесь своей.
Смотрю на себя в зеркало. Жалкое существо, ничем не напоминающее меня пять лет назад.
Сломленная. Униженная.
Я приехала сюда вслед за тем, кого любила. А теперь должна уехать, потому что это чувство меня погубит.
Я бессильна против Хеймитча. Слишком беспомощна перед ним.
Он избил и изнасиловал меня. Лишь однажды. Но кто или что помешает ему повторить это вновь?
«Мертвых проще любить», – произнес Хеймитч, когда закончил наконец мучить мое тело. Я не собираюсь становиться той, которую ему будет проще полюбить.
Я хочу жить. Я беременна.
Единственное, о чем я молюсь сейчас, это чтобы выходка избранного не навредила малышу.
Выхожу из гостиницы, мне нужно закончить пару дел в Двенадцатом. Едва я оказываюсь на улице, на меня налетает светловолосый парень, идущий рядом со своей девушкой. Мне требуется секунда, чтобы узнать в девушке Китнисс, и еще одна, чтобы понять – передо мной Пит Мелларк.
Мысли каруселью кружатся в голове: как он попал сюда, неужели он сбежал? Что, как, почему? Десятки вопросов, но я не задаю их – вспоминаю о том, как жалко я сейчас выгляжу. Не хочу объясняться, просто разворачиваюсь и спешно иду прочь.
– Постой! – кричит Пит, но я делаю вид, что не слышу его.
Он нагоняет меня почти сразу, хватает за руку и разворачивает к себе.
– Что с тобой?
Я молчу. Не стоит впутывать в это Пита: раз он в Двенадцатом, ему сейчас хватает проблем и без меня.
– Кларисса, что случилось? – настаивает он.
Пит касается моего лица как раз в том месте, где красуется коричневый синяк. Вздрагиваю.
– Рада, что ты смог вернуться к семье, – говорю я. Надеюсь, это его отвлечет.
Нет, Пит так просто не сдается.
– Кто тебя ударил?
– Спасибо, что спросил, но это только мое дело…
Я вижу, как к нам подходит Китнисс, я чувствую пронзительный взгляд ее серых глаз. Жалость? Мне не нужна ничья жалость! И все-таки я не сдерживаюсь – слезы брызгают из глаз, а Сойка как-то сразу оказывается рядом и обнимает меня.
– Это он? – спрашивает Китнисс. – Почему ты не пришла за помощью?
Не могу ответить, уже рыдаю в голос. Я ни разу не плакала с тех пор, как Хеймитч… Сделал «это» со мной… А теперь не могу остановить поток слез.
–
Многие годы я искала хоть какого-то человеческого тепла. И не нашла его. Так с чего Китнисс теперь играет в заботливую подругу?
– Риса, кто тебя ударил? – не унимается Пит. – Почему ты не пожаловалась Хеймитчу?
Когда я слышу имя избранного, слезы накатывают с новой силой. Вжимаюсь в тело Китнисс: пусть хоть такая поддержка, но, наверное, я сейчас не смогла бы ее отпустить.
– Это Хеймитч ударил ее, – тихо отвечает вместо меня Китнисс. Я не спорю.
– Какого черта?! – рычит мой старый друг. – Риса, как так, вы же… пара?!
Отстраняюсь от Китнисс, вытирая слезы.
– Какая теперь уже разница, Пит? – шмыгаю носом. – Сегодня вечером уезжаю отсюда, навсегда. Я пыталась прижиться здесь, старалась, чтобы Двенадцатый стал мне домом, но не вышло. Я чужая здесь!
Пит молчит, не знает, что сказать.
– Куда ты собралась? – спрашивает он. – Назад в Капитолий?
Пожимаю плечами.
– Нет, меня там никто не ждет. Я еду в Четвертый, Финник обещал помочь мне найти работу. Кто знает, может там я смогу быть счастливой…
– А здесь? – он перебивает меня, не давая договорить. – Что случилось между тобой и Хеймитчем? Ты любила его!
– И сейчас люблю… – еле слышно шепчу я. – Только что толку? Я не смогла стать для него кем-то, кроме женщины, согревающей постель. А после того, как он, снова напившись…
Я не могу произнести это вслух. Но я должна.
– Хеймитч ударил меня и изнасиловал… Я больше не хочу так жить!
Сойка вспыхивает, резко опуская глаза в пол. Она понимает мой намек. Мы с ней обе прошли через это.
Слишком сильно любили. И слишком не тех.
– Мне жаль, – тихо произносит Китнисс. – Я не знала, что у вас все так…
Криво усмехаюсь, вытирая остатки слез.
– Мне не нужна твоя жалость… Сойка. Я сильная, я справлюсь.
Снова повисает молчание.
– Ты будешь писать? – спрашивает Пит.
– Нет, зачем? – честно говорю я. – Мы не общались много лет. Я отвыкла открывать перед кем-то душу.
Наконец Пит понимает, что ничего не может изменить. Я не передумаю. Я не останусь. Мы обнимаемся на прощание, и они с Китнисс медленно идут прочь. Пит несколько раз оборачивается, бросая на меня грустные взгляды, а я, не мигая, смотрю в спину Китнисс.
Я должна ее предупредить.
Окликаю Сойку, и она с сомнением возвращается ко мне. Достаю листок, обыкновенную бумажку, завалявшуюся в кармане, и пишу то, о чем я думала долгие годы, и то, что сейчас кажется мне особенно правильным.