Сладкая отрава

afan_elena

Избранный усмехается.

– Староват я для танцулек.

Снисходительно улыбаюсь и облокачиваюсь на его плечо, обнимая руку Хеймитча обеими ладошками.

– Ты не старый, и мне не нравится, когда ты так говоришь.

– Открой глаза, милая, – спорит Хеймитч, – я тебе в отцы гожусь.

– Папочка? – игриво спрашиваю я.

Хеймитч смеется и крепче прижимает меня к себе.

Проходя мимо дома Китнисс, в котором горят все окна, я непроизвольно поворачиваю голову налево, глядя на осиротевший

дом, в котором раньше жил Пит. Избранный смотрит в том же направлении.

– Как думаешь, парень сумеет когда-нибудь вернуться?

Виновато опускаю глаза, будто то, что произошло с Питом, это моя вина. Я знаю, Хеймитч спрашивает, вернется ли его бывший трибут в Двенадцатый дистрикт, но у меня на языке так и вертится другая тайна, которую я не в силах больше хранить. Мне надо выговориться…

Когда за нами закрывается дверь дома, в котором мы живем, я сразу прохожу в гостиную, усаживаюсь на диван. Хеймитч некоторое время топчется на кухне, а потом присоединяется ко мне, неся с собой две чашки дымящегося чая.

Я смотрю на него с нежностью, мне нравится в нем все: каждая черточка лица, каждый шрам на теле.

Это новое и волшебное чувство - люблю его.

Хеймитч не признается, но его поступки говорят сами за себя: он все-таки вычистил свой годами утопающий в грязи дом, чтобы мы смогли жить вместе; иногда он готовит по утрам завтраки и вечерами укутывает меня в одеяло, когда думает, что я замерзла.

Моя любовь взаимна.

Я не знаю, что удерживает избранного от признания, но я не тороплю – пусть все идет своим чередом.

– Расскажешь? – прерывает мои мысли Хеймитч. – Ты ушла в себя с того момента, как я спросил про Пита.

Поднимаю глаза на любимого, делаю глоток чая и решаю, что лучше не врать.

– Ты спросил, вернется ли он? – начинаю я. – Есть кое-что, о чем я никому не говорила… Охмор, то, что Сноу сделал с Питом… Я искала информацию об этом пока еще жила во Дворце. И знаешь, этот метод пыток мало где описан, но из той информации, что я нашла… Пит не вернется. Я имею в виду, что того Пита, которого вы все знали, уже нет и не будет. Охмор неизлечим. Это не насморк, а изменение сознания.

Хеймитч слушает молча, переваривает информацию, а потом уточняет:

– Он опасен для Китнисс?

Киваю.

– Думаю, да. Он не виноват, это не зависит от него: ненависть к Сойке вложили ему в голову насильно.

– Но он был вполне адекватным в последние дни, когда мы его видели, – спорит избранный.

Вздыхаю.

– Я не знаю, как это объяснить… Я просто опасаюсь худшего…

Мои глаза наполняются слезами при воспоминании о хорошем друге, который вынужден отбывать пожизненную ссылку. Пит не заслужил всего того, что с ним случилось.

– Иди сюда, – Хеймитч забирает у меня кружку и, поставив ее рядом

со своей на стол, притягивает меня ближе.

Я оказываюсь лежащей на нем, а избранный крепко прижимает к себе мое тело.

– Давай решать проблемы по мере их поступления, милая. Пит во Втором и, скорее всего, там и останется, как бы нам не хотелось другого.

– Думаешь, ему даже не разрешат увидеться с ребенком? – шепчу я. – Он вот-вот должен родиться…

– Вряд ли, – отвечает Хеймитч, и, к сожалению, я уверена, что он прав.

***

Ночной воздух приятно холодит кожу. С недавних пор я полюбила сидеть здесь, на балконе, и любоваться звездами. Остались последние теплые дни, а потом осень вступит в свои права, и мне придется отказаться от новой привычки.

Обернувшись, сквозь приоткрытую дверь бросаю взгляд на избранного: он раскинулся поперек кровати, обнаженный и прекрасный. Улыбаюсь, потягиваясь: даже если у нас есть некоторые разногласия днем, ночью мы благополучно забываем о них, отдаваясь страсти.

Поднимаю глаза к небу: мириады ярких звезд на темно-синем, практически черном полотне. В Капитолии звезд почти не видно…

Мысль обрывается на середине, когда до меня доносится вопль Китнисс. Наши дома расположены на некотором отдалении, но иногда ее кошмары слишком страшные, и тогда истошные крики Сойки будят всю округу.

Отворачиваюсь, стараясь игнорировать ее вопли: я не в силах ей помочь. Хеймитч говорит, что Китнисс и раньше снились плохие сны: об Играх, об убийствах. А теперь в них еще и Пит… Никто ей не поможет, даже если всем и жаль Огненную девушку, у которой подгорели крылья.

Встаю, собираясь вернуться в комнату, но что-то останавливает меня: смутное предчувствие неладного. В доме Эвердинов зажигается свет: сначала на первом этаже, потом в комнате Сойки. Это выбивается из привычной схемы: обычно ее родные, мать и сестра, делают вид, что не просыпаются от криков.

Сердце подсказывает, что нужно спешить. Торопливо надеваю халат и, завязывая его, на ходу бужу Хеймитча.

– У Китнисс что-то случилось, я пошла туда! Догоняй.

Выскакиваю на улицу и бегу к первому от ворот дому. К моему счастью, двери не заперты.

– Миссис Эвердин? – зову я. – Китнисс? Прим?

Ответа нет, однако спустя мгновение со второго этажа снова раздается крик. Опрометью бросаюсь на звук, обнаруживая миссис Эвердин у кровати старшей дочери. Китнисс лежит мокрая от пота, ее волосы в беспорядке разметались по подушке, а ноги обнажены, согнуты в коленях и раздвинуты. Снова вопль.

Миссис Эвердин бросает на меня мимолетный взгляд и, снова повернувшись к роженице, говорит:

– Кларисса, слава богу, ты здесь. Прим сегодня ночует в городе, а без еще одной пары рук я не справлюсь.