Сладкая жизнь
Шрифт:
— Алла, это кошмар. Со всеми остальными только и слышишь — купи это, хочу то, одни намеки да просьбы. А ты… что с тобой творится? Черт, ты красивая женщина. Ну не можешь ты сама купить себе красивую вещь, ну не твоя вина, но ведь это не повод, чтобы стекляшки на пальцах носить, а? Ну что за принципы, Ал? Прекрати, я тебя прошу…
Она качнула головой снова.
— Ладно, проехали. — Он миролюбиво это произнес, как бы призывая ее забыть о разговоре. И в следующее мгновение опустил стекло, нажав на кнопку — небрежно кидая коробку в окно, сильно и далеко, прежде чем она успела что-то сказать, и тут же поднимая стекло обратно. Молча разворачиваясь в узком переулке.
Она сама не могла понять, почему крикнула возмущенно: «Так нельзя, Андрей!» — почему выскочила из машины, бросаясь туда, куда он кинул кольцо, отыскивая коробочку в сероватом снегу и возвращаясь обратно. Говоря ему о том, что знает, что у него много денег, и совершенно ни к чему это показывать, и обижаться на нее тоже ни к чему, она ни о чем не просила. И злясь на себя за все — и за то, что так вела себя, и за то, что кинулась за кольцом, и за то, что он может неправильно ее понять.
Он вдруг схватил ее за левую руку, мокрую еще, быстро достал кольцо, быстро надел его на указательный палец и так же быстро снял, надел на средний, надавливая и причиняя боль, сжимающую до хруста сустав, проталкивая его вниз, удовлетворенно улыбаясь.
— Так лучше, правда?
Ей было больно, он чуть не сломал ей палец, и возмущение росло внутри, потому что он сделал это силой, сделал то, что ей не было нужно. И она посмотрела со злостью на плотно обхватившую основание пальца золотую полоску, с готовностью заискрившуюся, словно рекламирующую себя новой хозяйке.
— Представляешь — ты берешь у меня в ротик, держишь этой рукой, а я смотрю вниз и вижу кольцо… Фантастика…
Он улыбался, глядя на нее, — и это было так неожиданно, и улыбка, и его фраза, что она вдруг почувствовала себя полной дурой. Мешавшей мужчине — живущему в материальном мире, знающему цену деньгам, знающему толк в красивых вещах — выразить свое отношение к ней этим материальным предметом. Мужчине, не подкупавшему ее, не стремившемуся что-то получить в обмен на свой подарок — он все уже получил, и много раз, — но просто желающему показать, как много она для него значит…
И вот теперь она любовалась своим пальцем, сидя напротив него в итальянском ресторанчике, маленьком, тихом и уютном, говоря себе, что он, наверное, именно поэтому сначала привез ее в ресторан — чтобы она не подумала, что подарок обязывает ее к чему-то. А она совсем об этом не думает — уже объяснив ему по пути, что ей просто было неудобно.
«Вы поймите, Андрей, просто… это так неожиданно, и мне неловко, и…» — вот и все, что она сказала, повторив это несколько раз в разных вариациях. А он только улыбался, он не говорил ничего — и сейчас молчал, сидя напротив нее, уже без улыбки, заставляя ее подумать о том, что надо как-то разрядить обстановку, потому что она была не права, и возможно, в нем осталась еще обида, хотя он и не показывает этого.
— Я вас не обидела, Андрей? Я ведь объяснила все, правда? И мне очень приятно — очень-очень приятно.
Он уже открыл рот, но тут появилась официантка, ставя перед ней тарелку с полупрозрачными листиками сырой говядины, влажно блестящими каплями лимонного сока, посыпанными сыром, и блюдечко с зеленоватым маслом, и хлебницу с длинными кусками багета. Она привыкла уже к итальянской кухне — хотя и не знала названий — и почувствовала, как шевелится в желудке предвкушение вкусной пищи и терпко-кислого кьянти, уже темневшего в бокале.
Он закурил, хотя говорил, что хочет есть, — давно еще сказал, час назад, когда только встретил ее у офиса, — но она не обратила на это внимания, намазывая маслом багет, отправляя в рот первый кусок того, что он называл карпаччо.
— Слушай, Алла, хотел тебя спросить… Мне, наверное, надо будет уехать — скоро, на какое-то время. И я подумал — я ведь в принципе могу уехать насовсем. Хочешь со мной?
Пойми она сразу, о чем он, она бы поперхнулась, это точно, — а так с аппетитом жевала, взяв в руку бокал, поднося его к губам.
— Ну, в смысле совсем уехать? Да в ту же Англию — совсем…
— Андрей, кто-то говорил мне, что очень голоден…
— Я серьезно, Алла. — Он смотрел на нее пристально и действительно серьезно. — Хочешь уехать со мной — завтра, послезавтра, через неделю, ну через две? Хочешь? Осмотримся там, потом вернешься сюда, решишь все дела — и обратно ко мне…
Она все еще думала, что он шутит, просто странно так шутит. Но с другой стороны, он вообще какой-то странный был сегодня — сначала кольцо, такое жутко дорогое, почти две тысячи долларов, и непонятно с чего, а потом в ресторан, вместо того чтобы поехать с ней к себе домой, а теперь вот этот разговор. Она такое видела в какой-то мелодраме — там мужчина сначала дарил женщине кольцо, а потом объяснялся в любви, звал уехать с ним. Но Андрей не был похож на героя мелодрамы — равно как и на человека, который может объясняться кому-то в любви.
— Андрей, перестаньте — не то я сейчас подумаю, что вы зовете меня замуж! — Фраза показалась ей в меру кокетливой и в меру светской.
— В каком-то смысле — да…
Господи, ну конечно, он шутит! Он всегда шутил, и ему всегда удавалось ее рассмешить, и повод для шутки уже не казался ей странным — она же знает, что он никогда не был женат, и он знает, что она знает, и разница в возрасте известна им обоим, и то, что у нее семья. И еще они оба знают, что у них совсем другие отношения — она не могла сказать какие, поскольку задумалась об этом в первый раз, но другие.
Ей не понравилась эта мысль. Равно как и мысль о том, что она не знает, что будет дальше, — только сейчас осознав отчетливо, что это ведь не может продолжаться вечно, что рано или поздно все кончится. И что тогда? И, выпрыгивая из внезапно образовавшейся внутри пустоты — глубокой пропасти, на дне которой была выложена роковая цифра «сорок», из которой пахло одиночеством и бытом, рваными колготками и скучными праздниками, непониманием и дешевой туалетной водой, — с трудом растянула губы.
— То есть вы хотите, чтобы я стала вашей женой и мы уехали в Англию — я верно поняла? Но я ведь работаю, и у меня дочка, между прочим, уже взрослая. Да, забыла — у меня ведь и муж еще есть…
Она чуть развеселилась, сказав это, и отправила в рот очередной кусочек карпаччо. Который ухнул куда-то, может, в ту самую пропасть, исчезнув в ней без следа.
— Ну, с работы можно уволиться. — Он тоже улыбнулся наконец. — Дочку возьмем с собой — отдадим в частную школу, их там куча, в Англии. А муж — разведешься…
— Господи, Андрей, сразу видно, что вы никогда не были женаты. — Она восхитилась его наивностью. — Ну представьте, что мы с вами будем целыми днями сидеть дома, — вы же через неделю сойдете от меня с ума. А потом — потом я на семь лет старше, вы не забыли?