Сладкая жизнь
Шрифт:
— Слушай, моя мать в пятьдесят два так выглядит, что… И вообще — давай забудем об этом, о возрасте. Ты мне нравишься, и в постели нравишься — и какая мне разница, сколько тебе лет, я ведь с тобой сексом занимаюсь, а не с паспортом? — Он усмехнулся. — Если тебя это смущает, можно пластическую операцию сделать. А хочешь огромную грудь? Правда, мне так нравится твоя, но, если хочешь, закажем любой размер.
— Андрей, вы все об этом! — Она отмахнулась от него со смехом. — Сейчас я вам нравлюсь — а завтра? А если я вам разонравлюсь завтра — вы меня оставите, бедную, несчастную, без гроша за душой, найдете себе другую, а мне что делать? Да и вы уже могли убедиться, что у меня ужасный характер, и еще я не умею готовить, и вообще… Так что вы меня точно бросите…
— Алла, ты не знаешь, что такое ужасный характер. А готовить — рестораны же есть. Так зачем разводиться? Ну можем контракт брачный заключить. С меня миллион долларов в случае развода — хватит?
— Миллион? — Она произнесла это задумчиво, хотя задумываться было нечего, она все равно не представляла, что это такое. А к тому же они шутили. Хотя при этом он говорил серьезно, а она — она задавала очень практичные, реальные вопросы, словно и воспринимала его всерьез. — Не знаю, не знаю. Да, а что мы будем там делать, в Англии? Преподаватели английского там вряд ли нужны — равно как и те, кто любит бегать от милиции по чужим подъездам…
Это была игра. Веселая, легкая, ни к чему не обязывавшая игра, однако она, кинув мячик на его территорию, теперь судорожно ждала, когда он прилетит обратно. И каким он прилетит.
— Ну так что? — Он задумался, он явно не продумал ответ на этот вопрос. — Купим дом, чтобы парк был обязательно. «Ягуар» — так патриотичней будет. Будем гулять, воздухом дышать, по ресторанам ходить — и все свободное время заниматься сексом. А надоест сидеть дома — можно поездить там везде. Надоест в Англии — вся Европа есть, Америка. Да можно переехать — хоть к Генке в Лос-Анджелес. У него там студия, а у меня доля в ней…
— Ну что ж, я подумаю. — Она ела уже медленнее, все еще возясь с закуской, наконец посмотрев в сторону официантки, уже зная, как молча дать ей понять, что пора бы принести горячее с морепродуктами. — Предлагаю тост — за вас и ваш чудесный подарок. И за ваше предложение, разумеется…
Палец, обхвативший бокал, искрился красновато, словно кьянти умудрилось пробраться в камушки, заполнив их изнутри. И она подмигнула ему, звякая стеклом о стекло, делая глоток, рассматривая только что принесенную тарелку — закутанных в тонкие спагетти креветок, кальмаров и мидий, запутавшихся в белых макаронных сетях. Она никогда до встречи с ним не думала, что еда должна быть не только вкусной, но и эстетичной, — она сама даже колбасу резала толсто, и сыр тоже, и выкладывала все на тарелки кое-как.
А вот сейчас, прежде чем разорвать хитросплетение сетей вилкой, отметила, что это красиво. Так же красиво, как то, о чем говорит он, — домик в Англии, прогулки по типично английским улочкам и паркам, и туман, и бой Биг-Бена, плывущий сквозь смог, и прорывающий его пик Трафальгарской площади. Прогулки, рестораны и постель — и красивая машина, и уют, и комфорт, и кругом английский язык. И Англия — о которой она столько мечтала, которую, кажется, знала наизусть, но которую вряд ли когда увидит.
Она подняла на него глаза, на секунду оторвав их от тарелки, — видя, как серьезность на его лице сменяется несерьезностью.
— Слушай, это просто кошмар — в первый раз завожу такой разговор с женщиной, а она даже отвечать не собирается. Ну натуральный кошмар. Кто бы слышал — не поверил бы: в жизни женщине не делал предложение, и вот попробовал в тридцать три почти года — и отказ…
Он пожал плечами, как бы срывая с себя окутывавшие его мысли, и потянулся к закуске.
— Ну слава Богу, — констатировала удовлетворенно. — Кто-то так хотел есть — а вместо этого полчаса уже шутит, издевается над несчастной женщиной, соблазняет…
— Ну так соблазнись.
Она уже не понимала, шутит он или нет. Он то улыбался, то серьезнел, и тон менялся — и ей даже показалось вдруг, что он сам не понимает, что именно хочет сказать, сам не может никак определиться. А может, дело было в том, что его слова, впитавшись в нее, дошли частично до размягчившегося от еды и вина, от созерцания кольца мозга.
— Андрей, вы шутите?
Он молча покачал головой. И светлые глаза утратили секунду назад жившее в них тепло, похолодев, напомнив прохладный свет бриллиантиков в ее кольце.
— Но… я… ребенок… муж… так сразу… да нет…
Она вдруг подумала, что будь на ее месте Ольга — она бы не думала ни секунды. И будь она Ольгой, она бы не думала. Только убедилась бы в том, что он серьезен, и кинулась бы без оглядки в другую жизнь. В ту самую «дольче вита». Навсегда. С ним.
А она — она даже не могла осмыслить сказанное, разве что мелкие фрагменты. Не могла понять, что отвечать, что делать, как вести себя.
— Ну все, Алла, я не прав. — Его улыбка показалась ей ненатуральной. — Забудем, ладно?
— Нет-нет. — Она возмутилась деланно. — Значит, сделали предложение и тут же забираете его обратно? А если я согласна?
— Если ты согласна, — улыбка по-прежнему казалась фальшивой, — то мы уедем. О’кей? У тебя есть время, чтобы подумать. Надумаешь — скажешь…
Она глядела немного растерянно — всматриваясь в него, не в силах ничего понять ни по лицу, ни по глазам. Он молча ел — рассеянно, неспешно, не собираясь, похоже, больше ничего говорить, — и она последовала его примеру, ловко подцепляя вилкой длинные спагетти. Ей хотелось еще раз спросить его, шутка это или нет, — но он молчал, и она не решилась.
Растворившись вместо этого в лондонском смоге, в туманной дымке, окутывавшей нарисованную им картину — абстрактную совершенно картину, по мере вглядывания в нее обретавшую конкретику деталей. Вот появился двухэтажный белый дом, виденный по телевизору в каком-то фильме, а вот ослепительно зеленый газон, ровно подстриженные кусты. А вот и она сама в окне этого дома — не слишком уместная, казалось бы, но с каждым мгновением все лучше вписывающаяся в интерьер. Интерьер спальни — потому что это было окно спальни, разумеется. И он был где-то рядом, и она знала, что он сейчас придет, и…