Сладкая жизнь
Шрифт:
Но вот сегодня день выпал неудачный. На работу он почему-то не поехал — она, понятно, не спросила почему, — а позавтракав, заявил, что надо съездить поздравить одного человека. Оделся быстро, бросил, что к вечеру будет, спустился вниз, а минут через пятьдесят вернулся обратно, весь в мокром снегу и злой, притащив севший аккумулятор. Как раз когда она, решив с толком использовать свободное время, поставила на плиту бак с бельем — чего в присутствии Сергея делать было нельзя, — окончательно испортив ему настроение. И себе заодно.
Это в одиннадцать было, а сейчас часы показывали семнадцать сорок — вот, считай, и день почти прошел, и никакого ощущения праздника, только усталость. И можно утешиться лишь тем, что завтра на
А в комнате так приятно пахло елкой — пусть и пластиковая, но был у нее свой запах, праздничный такой — и свечками, которые по Светкиному настоянию жгли в Новый год. И мигали лампочки на елке, бросая разноцветные блики то на коричневое пианино, то на незамысловатую картинку в блестящей рамке, то на пока не завядшие, но уже полностью распустившиеся розы, в этом полумраке багрово-черные. Но почему-то вымученно и устало мигали.
Кофеварка зашипела зловеще, заполняя маленькую белую чашку с красным узором тягучей черной жидкостью, и она еле успела выключить ее, потому что опять прилипла к окну. «Господи, медом там тебе намазано, что ли?» — поинтересовалась язвительно, вспоминая Светкины слова и осознавая, что дочь права, что она и в самом деле постоянно стоит у окна, хотя ничего особенного за ним не видит. И, верная привычке анализировать собственные поступки и мысли, ушла в себя, ища ответ.
Ну конечно, в этом все и дело — она смотрит в окно именно потому, что боится, что припрется этот и снова будет стоять и ждать ее. «А может, наоборот — не боишься, а ждешь?» — спросила, как спросила бы Ольга, и отмахнулась. «Ну разумеется, жду — с замиранием сердца…»
Кофе пах так необычно — напоминая о предновогоднем настроении, когда покупала его, именно из-за запаха, не посмотрев на высокую цену, предвкушая праздник, который стоит расходов. А вышло не очень — то есть сам Новый год прошел как всегда, и, выйди она вчера на работу или отправься они куда-нибудь в гости, состояние было бы совсем иным. Но с другой стороны…
Она вспомнила, как в позапрошлом году примерно в это же время, сразу после Нового года, отправились в гости к ее однокурснице. Сергея уговаривать пришлось — ни подруга ему не нравилась, ни ее муж. Может, потому, что ни его работа, ни его должность никакого впечатления на них не производили. Но она его убедила, и они поехали в старый дом в центре с приклеенным к нему стеклянным лифтом, — и там так здорово было, в этой маленькой квартирке, где хозяева, несмотря на кучу гостей, сумели устроить настоящий фуршет. Канапе, бокалы с шампанским, группки толкущихся людей, так светски и празднично — она была в восторге. А вот муж — нет.
Он, как всегда, попытался привлечь к себе внимание, рассуждая громко о политике, но его не слушал никто, все предпочитали говорить о другом, и он замолчал недовольно и всем видом показывал, как ему скучно тут, в компании пустых, на его взгляд, людей. И ей пришлось попрощаться и выслушивать его упреки по пути — и финальную фразу, что к своим знакомым ей лучше ходить одной.
Так что нет, с гостями бы не вышло ничего. А одна — куда бы она могла пойти одна? Может, надо было согласиться и сходить с этим в ресторан? Она поморщилась скептически, но с каждым глотком мысль эта казалась все более нормальной и естественной. Ведь не было бы в этом ничего такого — ну хочет человек ее отблагодарить, приглашает, так почему нет? Посидела бы в другой обстановке, вне дома — все разнообразие. Ведь не была нигде уже тысячу лет.
Раньше с Сергеем периодически выходили в свет — на какие-то презентации, в гости к его приятелям. Правда, когда начинала собираться, нервничала, доставая из шкафа одну вещь за другой, меряя, испытывая неудовлетворение от собственного вида, снова переодеваясь. Но в итоге подбирала приличный наряд — и была весьма собой довольна.
И массу ощущений получала в итоге, особенно когда за столом оказывался кто-нибудь известный. Как-то на презентации одна телеведущая сидела рядом, и хотя Алла так ни слова ей и не сказала, — просто не решилась, — потом вспоминала это долго, и всякий раз, видя ту по телевизору, улыбалась ей как старой хорошей знакомой. Лестно было, что они с Сергеем оказываются в таких вот компаниях — высший свет, можно сказать.
А потом как-то кончилось все — за последние два года, может, раза три выбирались куда-то, и все. А вдвоем они и раньше никуда не ходили — не с их зарплатами по ресторанам гулять. Этот тип, конечно, не из тех, с кем они с мужем общались, но, с другой стороны, и выглядит прилично, и говорит вполне грамотно, получше иных коллег-преподавателей, так что с таким показаться где-то совсем не стыдно.
Она представила себя в ресторане — ну, скажем, в Доме журналиста, где была с Сергеем на чьем-то юбилее в позапрошлом году, — и этого рядом. И он не показался чем-то слишком инородным — наоборот. Ну и что, что новый русский, — по крайней мере при ней не прикуривал от стодолларовых купюр, не звенел многочисленными перстнями и бриллиантами, не менял «мерседес» из-за того, что в нем заполнились все пепельницы. И вообще не делал ничего из того, что о них, новых русских, рассказывают в анекдотах. Так что, может, не стоило так категорично ему отказывать — и вести себя при этом как малолетняя девчонка.
Интересно, кто он такой — кто у него родители, где учился, кем и где работает? И еще ей стало интересно, где такой, как он, справляет Новый год. Она вспомнила, что он говорил про казино или ночной клуб, сразу представив себе сборище нуворишей, напяливших на себя нелепо выглядящие на них смокинги, и их безвкусных жен в бриллиантах и мехах. Да, с ее гардеробом ей там делать нечего. Да и не в гардеробе дело — ей вообще там делать было бы нечего, потому что она другая.
Да нет, ее уже почти не злило, что кто-то ворует и купается в роскоши, в то время как ее муж, генерал ФСБ, между прочим, и она, его жена, ничего такого позволить себе не могут. Даже за границу съездить хотя бы раз в жизни, не говоря уже о большем. Были поначалу, когда только пришла в Иняз, комплексы по поводу того, что перед ней сидит студентка с несколькими золотыми кольцами на пальцах, сопливая девчонка, вся заслуга которой — папа-мидовец или внешторговец, а у нее, преподавательницы, кроме обручального кольца, никаких украшений нет. А потом привыкла — слишком много было таких студенток, приходивших в институт в норковых шубках, встречаемых после занятий молодыми людьми на машинах, в то время как она сама ехала домой на метро.
Вот тогда и пришла к выводу, что, если на всех обращать внимание, с ума сойти можно. И заодно решила, что должна выглядеть строго, поэтому никакие модные шмотки ей не нужны. Так удобнее было — и тогда, и сейчас.
И хотя сейчас могла бы купить себе что-нибудь такое — все же ученики доход давали, — но тратить на себя большие деньги, на одежду тем более, представлялось излишеством. Тем более что находились другие, более важные расходы — на постоянный ремонт машины, на репетитора по физике для Светки, и квартиру надо было бы обновить, преобразить слегка, косметически, а то уже похожа бог знает на что.
О чем она только не думала, пытаясь отвлечься, — но мысль о том, что сейчас она могла бы сидеть не дома, а где-нибудь в красивом, уютном месте, не уходила. Она не верила во всю эту ерунду, которую плела Ольга, — хочет, влюбился, влюбилась. Просто пытается отблагодарить за то, что она спасла его, — и только.
Да, сидела бы сейчас в ресторане, этот шутил бы — ему удалось пару раз за короткое время ее рассмешить, значит, с чувством юмора у него было в порядке. А она пила бы хорошее красное вино — ну какое-нибудь очень хорошее, не важно, в винах она не разбиралась. И в музыке не разбиралась — но обязательно играла бы какая-нибудь музыка, какая угодно, главное, тихая. А она сидела бы в…