Сладкие объятия
Шрифт:
Она сказала:
— Дорогой, что-то ты вдруг стал трезвенником.
— Меня мучит жажда.
— Надеюсь, ты не слишком страдаешь.
Она потянулась за письмами, торчащими из его кармана, и, положив их перед ним на стол, попросила:
— Вскрой их.
— Зачем?
— Затем, что я любопытна. Я хочу знать, что пишут в письмах, особенно если это чужие письма. Мне не нравится думать, что они благочинно старятся, как хорошо воспитанные пожилые дамы. Вот… — Она взяла нож с небрежно накрытого стола и вскрыла конверты. — Теперь все, что тебе остается сделать, —
В угоду ей Джордж так и сделал. В первом содержалось письмо из журнала о яхтах, и в нем говорилось, что ему заплатят восемь фунтов и десять шиллингов за статью, которую он им послал.
Он передал письмо Фрэнсис, она прочитала его и обрадованно произнесла:
— Ну вот, что я говорила? Хорошая новость.
— Лучше, чем ничего. — Он вынул второе письмо.
— А о чем статья?
— О самоуправляемом рулевом механизме.
Она похлопала его по спине:
— Ну какой же ты умница… А это от кого?
Это было от его издателя, но он уже читал письмо и не слышал вопроса.
« Джорджу Дайеру,эсквайру,
клуб «Наутика», Сан-Антонио,
Балеарские острова, Испания.
Уважаемый мистер Дайер, за последние четыре месяца я написал Вам не меньше пяти писем в надежде, что Вы пришлете нам хотя бы некоторого рода резюме на вторую книгу, продолжая начатое «Фиестой в Кала-Фуэрте». Я не получил ответа ни на одно из них. Все письма были адресованы на клуб «Наутика» в Сан-Антонио, и я начинаю думать, что, возможно, Вы там больше не проживаете.
Как я указывал Вам, когда мы согласились опубликовать «Фиесту в Кала-Фуэрте», очень важно на этом не останавливаться, если мы хотим поддержать интерес публики к Вам как к писателю. «Кала-Фуэрте» пользуется спросом, и мы готовим ее третье издание и ведем переговоры о издании ее также и в мягкой дешевой обложке; но мы должны как можно скорее получить Вашу вторую книгу, если Вы не хотите, чтобы объем продаж снизился.
Очень жаль, что мы не смогли встретиться лично и обсудить данный вопрос, но мне кажется, когда мы соглашались опубликовать «Фиесту в Кала-Фуэрте», я четко объяснил, что мы можем это осуществить только при условии, что она явится первой книгой серии, и я был уверен, что Вы это поняли.
В любом случае буду Вам признателен за ответ на это письмо. Искренне Ваш, Артур Ратлэнд».
Он дважды перечитал письмо и затем бросил его на стол. Официант принес напитки, и пиво было таким холодным, что высокий стакан покрылся капельками воды, а когда он взял его рукой, то почувствовал настоящую боль, как будто дотронулся до льда.
Фрэнсис спросила:
— От кого это?
— Прочти.
— Я не хочу его читать, если ты этого не хочешь.
— А, прочитай.
Фрэнсис стала читать, а он пил пиво.
Она дочитала до конца страницы и сказала:
— Да, по-моему, паршивое письмо. Кто, он думает, он такой?
— Мой издатель.
— Ради всего святого, у
— Издатели не любят писателей, написавших лишь одну книгу, Фрэнсис. Они хотят или совсем ничего, или непрекращающийся поток.
— Он писал тебе раньше?
— Да, конечно, писал. Он достает меня месяца четыре или пять. Вот почему я перестал распечатывать письма.
— А ты пытался писать вторую книгу?
— Пытался? Я нажил себе грыжу от потуг. О чем, черт возьми, мне ее писать? Я написал первую книгу только потому, что думал, что у меня кончаются деньги, а приближалась долгая и холодная зима. Я и подумать не мог, что ее опубликуют.
— Но ты много путешествовал, Джордж… ты многим занимался. То плавание в Эгейском море…
— Ты думаешь, я не пробовал писать об этом? Я потратил три недели, выколачивая слова на машинке, и ее было так же скучно читать, как и писать. В любом случае, это уже было. Все уже раньше было.
Фрэнсис последний раз затянулась сигаретой, а затем тщательно затушила окурок в пепельнице. Ее загорелые руки были большими, как у мужчины, ногти очень длинные и покрыты ярко-красным лаком. На запястье тяжелый золотой браслет, и когда она шевелила рукой, он звякал о деревянный стол. Она спросила, осторожно подбирая слова:
— Неужели это и впрямь такое уж несчастье? В конце концов, одна твоя книга пользуется успехом, и если ты не можешь написать вторую, то, значит, не можешь.
От причала яхт-клуба отходила яхта. С воды донеслось бряцанье якорных цепей, а на мачте поднялся парус. На секунду он обвис, но тут парень у румпеля развернул яхту, парус слегка встрепенулся, распрямился и надулся ровной натянутой кривой, яхта накренилась и помчалась вперед, где ее подхватил новый порыв ветра, и она накренилась еще больше.
Он сказал:
— Я не люблю нарушать обещания.
— Ах, дорогой, ты говоришь так, как будто это личное дело.
— А разве нет?
— Нет, это бизнес.
— А что, деловые обещания можно нарушать?
— Конечно нет. Но писать книги — это совсем не то, что продавать акции или вести бухгалтерские счета. Это творчество, и к нему нельзя подходить с теми же правилами. Если у тебя период творческого застоя, тут уж ничего не поделаешь.
— Творческий застой, — с горечью сказал Джордж. — Так это называется?
Она положила ему на плечо руку, тяжелую от браслета:
— Почему бы тебе не забыть об этом? Напиши мистеру… — Она взглянула на подпись в конце письма. — Ратлэнду и скажи: «Ладно, хорошо, если Вам так хочется, то к черту, больше никаких книг».
— Ты и впрямь думаешь, что я могу так поступить. А что потом?
Она пожала плечами:
— Ну… — и произнесла протяжным голосом: — Есть и другие развлечения.
— Какие?
— Через две недели Пасха. — Она взяла в руки нож, которым вскрывала конверты, и стала кончиком ковырять стол. — Меня приглашают в Малагар на корриду в пасхальное воскресенье. У меня там друзья, американцы. Они большие любители корриды. В Малагаре лучшие быки и лучшие тореро. И все дни и ночи кругом вечеринки.