Сладкие объятия
Шрифт:
— Если кто-то и будет спать на диване, то это должна быть я.
— Как хотите. Мне все равно. Извините, что планировка «Каза Барко» не очень удобна, но сейчас я ничего не могу поделать. Я и представить не мог, что когда-нибудь ко мне приедет пожить моя дочь.
— Но я не ваша дочь.
— Тогда давайте назовем вас Джордж Дайер младший.
Глава 7
Когда Джордж Дайер поселился в Кала-Фуэрте шесть лет тому назад, у его дверей появилась Хуанита, которая с большим достоинством объявила ему, что хотела бы у него работать. Она была замужем за фермером из Сан-Эстабана, имела четверых детей, которые ходили в школу в деревне, и не выбиралась из бедности. Ей нужна была
Каждое утро она вставала в половине пятого, выполняла всю обычную работу по дому, кормила домашних и провожала их на работу, а потом спускалась по холму от Сан-Эстабана в Кала-Фуэрте, чтобы попасть в «Каза Барко» в половине восьмого. Она убиралась и готовила еду для Джорджа, стирала и гладила, вычесывала кошку и пропалывала в саду и не считала за труд, если возникала необходимость взять шлюпку и отправиться на «Эклипс», чтобы надраить палубу.
Когда опубликовали «Фиесту в Кала-Фуэрте», Джордж подарил ей экземпляр с надписью на форзаце: «Хуаните от Джорджа Дайера, с любовью и уважением», и это, наверно, стало ее самым драгоценным приобретением после супружеской кровати, которую подарила ей бабушка, вместе с простынями, тяжелыми, как кожа, которые она сама расшила. Она не говорила по-английски и не читала ни на каком языке, но выставила книгу в доме напоказ, обрамив ее, как орнаментом, кружевной салфеткой. Она никогда не заходила в его дом одна. По понятиям Хуаниты, это было бы нарушением этикета. И поэтому она сидела на стене, сложив руки на коленях и скрестив ноги, как королева, и ждала, пока он придет, откроет дверь и впустит ее в дом. Он говорил: «Buenos dias, Хуанита», они обменивались любезностями о погоде, и она спрашивала, хорошо ли сеньор спал. Он так и не выяснил причину этого странного ритуала, а спрашивать ему не хотелось. Возможно, это как-то связано с тем, что у него не было жены.
Утром после грозы он проснулся в семь. Он спал на диване, потому что так и не решился забрать себе удобную кровать. Было очень тихо. Ветер стих, и когда он поднялся и пошел открыть ставни, а потом вышел на террасу, утро оказалось тихим, без единого облачка на небе, и все вокруг пахло влагой и сладостью после дождя, хотя вода в бухте казалась темной после суровой погоды, и требовалось убрать кое-какие следы разгрома. Для начала он собрал расшатанную мебель, которую разбросало с террасы по всей округе, и смел лужу воды со стола, а потом вернулся в дом, зажег сигарету и подумал, не приготовить ли чай. Однако воды в чайнике не было, а набирать воду из колодца ему не хотелось, так как он боялся, что звяканье ведра разбудит Селину.
Он поискал одежду, но свитер и брюки, которые он носил накануне, не подходили для дневной работы, поэтому он поднялся на галерею, чтобы найти что-нибудь другое. Селина по-прежнему спала, как ребенок, утопая в пижаме Джорджа и в огромной кровати. Двигаясь бесшумно, он достал первые попавшиеся под руку рубашку и брюки и осторожно спустился по лестнице. Он принял душ (вода после грозы была ледяной) и оделся, а затем пошел открыть дверь для Хуаниты. Она еще не пришла, но если оставить дверь открытой, она войдет в дом и начнет готовить ему завтрак. Потом он опять пошел на террасу, спустился по ступеням к слипам, вытащил шлюпку и погреб к «Эклипс».
Казалось, что она перенесла шторм с обычным спокойствием. Он проверил якорные цепи, затем влез на борт. С большой предусмотрительностью он закрепил брезент над кубриком, и хотя на нем образовались лужи воды, в самом кубрике было относительно сухо. Он ослабил пару промокших фалов и спустился вниз, чтобы проверить, что через кормовые люки не просочилась дождевая вода. Убедившись, что все в порядке, он вернулся в кубрик, взгромоздился
14
Комингс — толстые деревянные брусья высотою до 60 см над палубой, ограждающие отверстия в ней.
Все предвещало очень теплый день. От мокрой палубы и от брезента, который он расстелил для просушки, уже поднимался пар. Воздух был так чист, что он мог видеть дальнюю часть острова, лежащую далеко за крестом Сан-Эстабана; и стояла такая тишина, что, когда рыбак в лодке вполголоса заговорил со своим напарником, Джордж мог расслышать каждое слово. Вода почти не двигалась. Нос шлюпки сопротивлялся движению воды, издавая негромкие плетущиеся звуки, а яхта слегка поднималась и опускалась, как будто дышала.
Успокоенный знакомым окружением, привычными запахами и звуками, Джордж почувствовал, что его стало отпускать. Теперь в спокойствии он мог подумать о предстоящем дне и разложить по полочкам проблемы, которые на него свалились.
Первая — Рудольфо. Ссора его не беспокоила: не первая и не последняя, но Рудольфо был не богат, и каким-то образом шестьсот песет должны быть ему возвращены как можно быстрее. Джордж не мог рисковать в ожидании, пока его собственные деньги будут перечислены из банка в Барселоне. Такие задержки и раньше случались, и как-то раз ему пришлось ждать почти месяц, пока пришли деньги. Однако, если они пошлют телеграмму в банк Селины, вполне возможно, что деньги придут в Сан-Антонио через три-четыре дня, и, зная это, Рудольфо будет очень рад поселить ее в своей гостинице, и, таким образом, условности будут соблюдены, и ничьи лучшие чувства, такие уязвимые в Кала-Фуэрте, не будут оскорблены.
С другой стороны, существовала Фрэнсис. Фрэнсис одолжила бы ему шестьсот песет и деньги на обратный билет для Селины, если бы Джордж мог заставить себя попросить у нее. Но для Фрэнсис деньги — это все. И если он и станет ее должником, то сделает это не ради Рудольфо и не ради девушки, которая приехала в поисках своего отца, а по собственной воле, потому что только он сам сможет оплатить этот счет.
Вдруг он заметил движение в «Каза Барко», всмотрелся и увидел, что на террасе Хуанита развешивает на веревке красно-белое одеяло с дивана, чтобы оно проветрилось. На ней были розовое платье и коричневый передник, она ушла в дом и снова появилась на террасе со щеткой, чтобы подмести остатки разбившихся прошлым вечером цветочных горшков.
Джордж гадал, как объяснить присутствие Селины в его кровати. Он всегда был очень осторожен, избегая такой ситуации, ну а что касается Хауниты, то он не имел ни малейшего представления, как она прореагирует. Ему не по душе было обманывать ее, но, с другой стороны, он не хотел ее терять — ни по какой причине. Он мог бы сказать ей правду, но объяснение казалось таким притянутым за уши, что он сомневался, что простодушная Хуанита его проглотит. Или он мог бы сказать, что Селина — приехавшая погостить кузина, которой пришлось остаться переночевать из-за грозы. После недолгих размышлений он решил, что лучше всего придерживаться этой истории, к тому же она была более или менее правдивой. Он швырнул сигарету за борт, спустился в шлюпку и поплыл обратно к «Каза Барко».
Хуанита была на камбузе и кипятила воду для кофе.
— Buenos dias, Хуанита.
Она обернулась, сияя улыбкой.
— Buenos dias, сеньор.
Он решил сразу все выложить.
— Ты не разбудила сеньориту, когда набирала воду из колодца?
— Нет, сеньор, она все еще спит, как младенец.
Джордж сурово взглянул на Хуаниту. В ее голосе слышались лирические нотки, а в глазах блестело нечто сентиментальное. Джордж совсем не этого ожидал. Он даже не успел рассказать свою историю о гостящей кузине, а Хуанита уже смотрела на него влажными от слез глазами… но почему?