Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник
Шрифт:
— Судья миру явился наконец. А ты предлагаешь уйти? Кого боишься? Разбойников или Бога?
— Не понял, — сказал Зилот и сверху вниз глянул на рыжего коренастого.
— Писания надо читать, — отвечал Малый. — Сказано у пророка Малахии: «Вот, Я посылаю пророка Моего, чтобы очистил дом Мой и суд приготовил. Внезапно приду Я в храм, когда ждать не будете. И стану судить воров и грабителей, лжецов и неверных, развратников и чародеев. Огнем их пожгу и, как металл, переплавлю…» Неужели неясно?
Вместо ответа Зилот вопросительно посмотрел на Петра, а тот сначала утвердительно кивнул головой, а затем, словно спохватившись, повернулся к Иакову.
— Неточно
А Малый, глядя не на Иакова, а по-прежнему на Зилота, еще более угрожающе возразил:
— Я не такой ученый, как некоторые. А потому пересказал так, чтобы всем стало понятно. Прежде чем Господь придет в Храм, Храм этот надо очистить. И вот, Пророк только что сделал это: изгнал менял и торговцев, мелких лжецов и воришек, а крупные разбойники и лицемеры пока затворились в Храме и молятся там от страха и ужаса, лукавыми молитвами надеясь избежать грозного и праведного суда. Но велик Господь и страшен гнев Его!.. Видите, уже собрался народ. Стоит и ждет праведного Суда Божьего. И Иисус смотрит на небо, ожидая внезапного пришествия Господня. И выволокут неверных из «вертепа разбойников», в который они превратили Дом Божий! И Господь Саваоф будет судить их огнем и гневом, правдой и истиной, переплавляя людей, как золото и серебро!
Никто не смотрел на Малого — все на Петра смотрели. А тот, бросив взгляд на Иисуса, словно ожегшись, тотчас отвел глаза в сторону, прищурился и хрипло заговорил:
— Помните бурю на море, когда мы сели в лодку и поплыли из Капернаума в Гергесу? Помните, ночь была и море кипело, как при землетрясении? Ни до, ни после я никогда таких волн не видел. Мы то падали, то взлетали, как будто под нами открывалась пропасть и мы в нее падали… И ветер был жуткий! Ни я, ни Андрей не могли устоять на ногах. Все лежали на дне, уцепившись за скамьи… А Он, когда Его разбудили, встал на высокой корме, словно не было для Него ни ветра, ни волн! У нас бороды прижало к шее и волосы залепляли лицо. У кого-то из нас, я помню, ветром сорвало и выбросило за борт верхнюю одежду. А Он стоял во весь рост, и ни один волосок на его голове не шевельнулся… И очень тихо сказал, хотя все мы слышали Его слова, а Андрей мне потом говорил, что от Его слов у него уши заложило, — тихо так приказал: «Умолкни, перестань…» И ветер тут же умолк, и волны исчезли, и сделалась великая тишина и великий покой на море, так что звезды отразились в воде… Он эту силу сегодня снова явил! — решительно заключил Петр.
— Мы тоже теперь сила, — вмешался в разговор Симон Зилот. — Ты нас так мудро и правильно организовал, что все нас боятся. Видел, как в ужасе побежали от нас погонщики и торговцы скотом, как менялы в страхе складывали столики и сгребали монеты? Никто из стражников не посмел вмешаться, хотя их много в Храме и они вооружены ножами и копьями. И змеи и скорпионы — ты знаешь о ком я говорю! — тут же уползли подобру-поздорову: кто — во Двор женщин и дальше в Святилище, а кто — вон из Храма. И я сначала подумал: за подмогой. Но мы уже долго здесь ждем, и пока никто из силы вражьей не появился… Нас много! Мы сплочены! За нами стоит народ! Только безумец посмеет оказать нам сопротивление!
— Не то говоришь, Зилот, не то, — сурово покачал головой Петр. Но Малый, стоявший у него за спиной, вдруг радостно воскликнул:
— Теперь он как раз правильно говорит. «Не то» он нес раньше, когда предлагал нам всем уйти и не участвовать в Грозном Суде.
А тут еще маленький пестроодетый Фаддей, которого до этого шатало и носило за спинами у сидевших и стоявших, вдруг сзади налетел на Андрея, отскочил от него, толкнул Иакова Малого и, протиснувшись между двумя апостолами, протянув руку и выставив вперед палец с длинным ногтем, так громко закричал-зашипел, что Петр с досадой отдернул в сторону голову, а Иаков рукой прикрыл правое ухо.
— Видели? Видели?! Он поднял с земли веревки и сделал из них плеть! Я сразу узнал ее! Это Плеть Силы и Власти! Парфяне называют ее Плетью Послушания. В Видевдате про нее говорится: «Три сотни ударов пусть будет нанесено конской плетью еретику и нечестивцу, три сотни ударов Плетью Послушания, чтобы очистился и вернулся на путь истинный…» В этой плети — вся сила! И всякий грех от нее бежит, как от огня! Апостолы молчали, как будто оглушенные. И первым возразил Фома:
— Никакой плети я не видел в руках у Иисуса. И вообще я не видел, чтобы Он кого-нибудь ударил.
— Я тоже не видел, чтобы ударил. Но плеть была! — настаивал Фаддей. — Он сделал ее из веревок, которыми стреноживают волов и овец, — они валялись на полу.
Петр вновь дернул головой и сурово наморщил лоб. И тотчас Зилот взял Фаддея за руку и отвел в сторону. А Петр сказал, обращаясь к Иакову, сыну Зеведея:
— Я не о той силе говорю, о которой сказал Зилот и которую уже успел придумать Фаддей. Плетью ветра не перешибешь, и даже если весь народ иудейский двинется на море Галилейское, волны на нем не успокоятся… Ты понимаешь, о чем я хочу сказать?
— В который раз говорю тебе, что я не называю это силой, а называю состраданием, великим и всемирным сочувствием, на которое только Господь наш способен, — ответил Иаков.
Петр ненадолго задумался, почесал в курчавой своей бородке и сказал еще более решительно:
— А разве это всемирное сочувствие, о котором ты говоришь, разве оно — не сила?
— Я слово «сила» по отношению к Учителю не принимаю и не могу принять. Потому что сила, какая бы она ни была, всегда подавляет, подчиняет и, значит, оскорбляет и унижает человека.
Петр вновь потрепал шкиперскую бородку. А потом, хитро прищурившись, спросил:
— А вот сейчас в храме… Он кому сострадал — торговцам?
Иаков молчал. А вместо него заговорил стоявший у него за спиной Андрей:
— Кажется мне, что на одну важную деталь вы, братья, внимания не обратили. Иисус сказал: «Дом Мой домом молитвы наречется для всех народов».
— Не понял, — сказал Петр и снизу вверх сурово глянул на брата.
— «Для всех народов» — таких слов Он не говорил и не мог сказать, — решительно заявил Малый.
— Говорил, я сам слышал, — настаивал Андрей. — Но если даже не говорил, то вполне мог иметь в виду.
— Что ты несешь: «Не говорил, но мог иметь в виду»?! — воскликнул Малый. — Кто ты такой, чтобы знать, что имел в виду Пророк, когда он об этом даже не говорил?!
Андрей ничего ему не ответил, а лишь укоризненно глянул с высоты своей силы и своего роста на мелкого и дерзкого.
А Петр обернулся и строго сказал:
— Иаков Алфеев, выбирай выражения! Ты уже второй раз какое-то странное слово выкрикиваешь. «Несут» поклажу и вещи. А люди, когда разговаривают, не «несут», а обмениваются мнениями. А кто он такой, я могу тебе ответить. Андрей он, брат мне и «первый ученик» Иисуса Христа. И ты — «первый ученик» Его. И я — «первый ученик» Сына Человеческого. И все мы братья между собой.