Сладкий дикий рай
Шрифт:
Да, и у меня ничего не вышло. Так что теперь отпустите меня.
От страха ее била дрожь. Она оказалась во власти этого чудовища! Его рука все еще лежала у нее на животе, а нога прижимала к кровати, не давая двинуться. Как будто ее приковали цепями. Наверное, стоило разрыдаться и постараться его разжалобить. Однако у Джесси не хватило духу притворяться. Это она понимала отлично. Как и то, что он волен в любую минуту получить от нее все, что пожелает. Такой, как он, наверняка будет упиваться ее унижением и болью, когда овладеет телом беззащитной невинной девушки. Она не сомневалась, что мерзкий тип успел возненавидеть ее, и к
– Полагаешь, я так запросто позволю тебе уйти? – еле слышно поинтересовался он. Его пальцы шевельнулись у Джесси на животе.
Неужели он опять намерен пустить их в ход? Ее лицо моментально запылало. Джесси не знала, – ругаться ей или умолять, чтобы ее оставили в покое.
А он сухо рассмеялся, перекатился на бок и уставился на нее, опираясь па локоть.
От неожиданности бедняжка не сразу поверила, что оказалась на свободе. Дерзко глядя в лицо своему мучителю, она впервые рассмотрела его как следует. Загорелый, с прямым породистым носом, с резкими, решительными чертами. Полные чувственные губы кривятся в надменной усмешке. Темные густые волосы ниспадают на лоб. Из ворота рубашки видна бронзовая от солнца шея, а сама рубашка туго натянута на широких, могучих плечах. На груди, поросшей курчавыми волосами, поблескивало золотое изображение Святого Георгия, ниспровергающего дракона.
– О чем задумалась, шлюха? Не хочется уходить? Ах, я вижу, что в конце концов не оставил тебя равнодушной. Вот, пожалуйста, ты свободна – и все же не покидаешь мое ложе!
Свободна… Он ее отпустил… Так чего же она ждет?
– Ах!
Она кубарем скатилась с кровати и чуть не запуталась в собственной одежде. Не смея тратить время на возню с нижним бельем, напялила впопыхах грубое шерстяное платье, башмаки и ринулась к двери.
– Не оставил равнодушной! Да я до конца дней своих буду ненавидеть и проклинать вас! Будь я мужчиной – прикончила бы на месте! Впрочем, я и – так постараюсь вас прикончить, если только получу возможность. Так что поберегитесь, сэр, лучше не встречайтесь со мной на узкой дорожке! – С этими словами Джесси рванула дверь на себя, в глазах кипели злые слезы.
– Стой, девка! – рявкнул он, и Джесси невольно подчинилась, не в силах противоречить грубому приказу, не смея обернуться к нему лицом и ненавидя себя за покорность. Что-то звякнуло о дверь – та злополучная монета.
– Ты пустилась во все тяжкие, чтобы ее заполучить. Возьми.
Джесси с трудом сглотнула. О, с каким наслаждением она швырнула бы деньги ему в лицо! И плюнула в эти бесстыжие глаза!
Она не может этого сделать. Ее мать лежит при смерти.
Девушка понурилась и наклонилась, чтобы поднять золотой. И поклялась про себя, поклялась всей душой, что в один прекрасный день непременно добьется богатства и власти, и тогда – как Бог свят – отыщет этого типа и он получит по заслугам за все ее унижения.
Рывком отворив дверь, спотыкаясь на ходу, Джесси вышла вон. В первый момент она совершенно растерялась, не сообразив, куда теперь идти. Кое-как перевела дух и поспешила вниз, не обращая внимания на устремленные ей вслед взгляды.
Наконец она оказалась на крыльце «Старой башни» и застыла, безмерно радуясь холоду, который моментально пробрал ее до костей.
Спотыкаясь как слепая, девушка двинулась вперед и снопа застыла, уставившись на тускло блестевшую в руке монету. Теперь осталось поскорее вернуться
И девушка поспешила дальше.
– Госпожа! Госпожа Дюпре!
Джесси застыла, безмерно страдая от душевной боли. И как только вышло, что она спутала голос? Вот теперь было совершенно ясно, что это ласковый голос Роберта умоляет ее остановиться.
Бедняжка обернулась – и на бледных щечках расцвели яркие августовские розы. К ней спешил прекрасный светлокудрый джентльмен: ее нижнее белье и плащ он набросил себе па руку. Он знал. Он знал, где только что побывала Джесси. И ей показалось, что теперь-то она точно умрет от стыда.
– Госпожа! Джейми велел мне вас догнать, он сказал, что вам это понадобится!
Стараясь проглотить рыдания, от которых судорожно сжималось горло, она подняла взгляд навстречу ласковым, сочувственным глазам. Не в силах говорить, бедняжка смогла лишь торопливо кивнуть в знак благодарности. Выхватила свою одежду и припустила бегом – прочь, прочь, подальше от этого позора и ужаса!
– Госпожа! Джесси! Пожалуйста, постойте! Может быть, я могу вам чем-то помочь?
Однако Джесси мчалась, не чуя под собой ног. Неслась что есть духу, по льду и снегу, пока не оказалась у черного хода в заведение мастера Джона. Повариха, которая дежурила возле очага, впустила девушку внутрь и предостерегающе прижала палец к губам. Благодарно кивнув, Джесси тенью скользнула к черной лестнице. Вот и каморка на чердаке. Тамсин сидел возле маминой постели.
– Я раздобыла их, Тамсин! Вот деньги. Пожалуйста, купи поскорее хинин! А мне лучше побыть здесь, с ней!
– Джесси… – Ей на руку легла ладонь Молли. Она нетерпеливо вырвалась, однако была перехвачена Тамсином.
– Джесси, детка. Твоя мама наконец-то обрела вечный покой.
– Покой?..
Она ошалело уставилась на Тамсина. Только теперь до несчастной дошел смысл жутких слов, и она что было сил затрясла головой, не желая с ними мириться.
– Нет! Нет!!! Тамсин, ты должен поскорее раздобыть хинин! Этого не может быть, она просто заснула!
Ни Тамсин, ни Молли не в силах были ее остановить. Джесси рухнула на колени возле матери и сжала хрупкую бледную руку. Рука была такой же холодной, как обжигающий ветер там, за окном. Застывшей, лишенной жизни.
– О нет! Боже, только не это! – вырвался у нее яростный крик. А потом пришли слезы, и Джесси целовала и обнимала Линнет в тщетной попытке согреть ее теплом своего тела. Однако одного взгляда на это все еще прекрасное лицо было достаточно, чтобы понять: никакому мастеру Джону больше не удастся досаждать ей. Для Линнет счеты с жизнью закончились.
Голова Джесси упала на край постели, и все тело затряслось от жутких рыданий.
Тогда Молли подошла поближе и обняла подругу. А та плакала, плакала без конца, пока слезы не иссякли.
– Ничего, малышка, ничего, вес образуется, – бормотала Молли и гладила вздрагивавшую худую спину.
Но вот наконец Джесси подняла на всех отчаянный, полный неистовой решимости взор;
– Молли! Я не стану больше так жить и, Господь свидетель, умирать в таком убожестве!
– Вот и хорошо, вот и ладно, – утешительно повторяла Молли.