Сладкий привкус яда

Дышев Андрей Михайлович

– Месяц назад, – произнес я, отламывая щепку и без усилий превращая ее в крошево, – на том месте, где ты только что стояла, жизнь Родиона едва не оборвалась. В него стреляли.

Татьяна испуганно взглянула на меня.

– Я об этом ничего не знала, – ответила она. – И что? Удалось выяснить, кто стрелял?

Я недоверчиво смотрел в ее глаза. «Однако девочка лжет», – подумал я, вспомнив схему усадьбы, которую нашел в ее папке.

– Нет. Родиона спасло только то, что он сразу же упал в сугроб и не шевелился до тех пор, пока не подбежал я.

– Стреляли из-за этих кустов? –

спросила она, кивая на мешанину из голых веток малины.

– Да, из-за этих, – подтвердил я.

– На снегу должны были остаться следы, – предположила девушка.

– Остались, – ответил я, отряхивая ладони от древесной пыли. – Следы моих ботинок. И еще следы ворон.

– Ты хочешь сказать… – начала было Татьяна, но замолчала, а потом спросила, уверенная в моем ответе: – И ты даже не попытался что-нибудь выяснить?

– Времени не было, – честно признался я. – Мы с Родионом готовились к вылету в Катманду.

– А ты сам что думаешь о следах? – начала любопытничать Татьяна.

– Думаю, что на меня хотели бросить тень… Что? Очень интересно?

– Почти детективная история!

Меня вдруг покоробило от того беззаботного обывательского тона, с каким Татьяна произнесла эти слова. Для нее это детективная история! Книжка! Да она просто молодая нахалка, которая хотела окрутить богатого наследника! Еще надо разобраться, для какой цели она составила схему усадьбы и пометила на ней место, откуда стреляли в Родиона! Еще надо выяснить, кто и для какой цели дал ей «макаров»!

Я повернулся к ней и, глядя в светлые, наполненные легкомыслием глаза, жестко произнес:

– И вот о чем я еще думаю. Старик направил тебя в Непал к Родиону для того, чтобы ты позаботилась о нем. Пока он еще тешит себя надеждой на его возвращение и потому твое заявление не подписал. А когда надежда угаснет…

– Ты так странно смотришь на меня, – заметила Татьяна, как только моя пауза слишком затянулась. – Как будто на что-то намекаешь.

– Не намекаю, а говорю открыто: ты играешь с огнем. Тебе опасно здесь оставаться.

Несколько мгновений Татьяна раздумывала над моими словами, машинально копируя мои движения и вдыхая запах растертой в ладонях веточки хвои.

– Неужели ты искренне беспокоишься о моем благополучии? – с сомнением произнесла она. – Или есть другая причина, чтобы выставить меня из усадьбы?

– Другой причины нет, – ответил я.

– В таком случае благодарю за предупреждение. Я буду осторожна.

Она шла за мной. Я, сам того не желая, припугнул девчонку, и теперь она чувствовала себя в сыром и затуманенном парке неуютно.

– Намерена поселиться здесь? – не оборачиваясь, спросил я.

– Да, – твердо ответила она. – Я остаюсь. Я нужна князю. Может быть, он уже сам… Ах, ладно! Это уже не для тебя.

Я смотрел на девушку с интересом.

– Что ты хотела сказать? Что «он уже сам»?

– Что хотела сказать, то хотела! – отрезала Татьяна. – Много будешь знать, скоро умрешь.

– Уноси отсюда ноги, вот что я тебе скажу! – повторил я. – Птица ты перелетная! Не вздумай к старику клеиться – подстрелят тебя, как куропатку!

– Очень страшно! Но чем сильнее ты убеждаешь меня, чтобы я уехала, – заметила девушка, – тем

сильнее мне хочется остаться.

Я резко остановился и обернулся. Татьяна едва не налетела на меня. Мы стояли друг против друга. Оглушительно каркая, с ветки вяза взмыл ворон. Раскинув широкие крылья, он черным крестом пропорол серое небо. По верхушкам прошелся ветер, и тяжелые капли шлепнулись на пропитанную влагой землю. Я натянул на озябшие руки лайковые перчатки.

– Даже если предположить… всего лишь предположить, что старик прав и Родион вернется, – рискованно прошелся я по самому краю тайны, – то твое пребывание здесь может быть омрачено, понимаешь? Преступник в первый раз промахнулся. Но второй выстрел наверняка будет точным. Сначала он уберет тебя, маленькую безгрешную прилипалу, а уже потом расправится с Родионом.

– Неужели все так мрачно? – попыталась ответить шуткой Татьяна, с малозаметной тревогой всматриваясь в темный частокол деревьев.

Я вздохнул. Убедительные аргументы закончились. А пугать ее интонацией, как ребенка, не хотелось. И я ответил непринужденно и доброжелательно:

– Посиди немножко в своей нотариальной конторе. А еще лучше – на больничном, дома. Я тебе чемодан видеокассет принесу. А сюда приходи после праздника. К тому времени здесь уже не будет таких темных и промозглых вечеров, как сегодня.

– После какого праздника? – тихо спросила Татьяна, пристально глядя мне в глаза, и я увидел, как ее лицо накрывает тень брезгливого ужаса, словно она разговаривала с сумасшедшим.

– После первого апреля.

Глава 16

СОН ПОСЛЕ ЛЕДЯНОГО ДУША

Я оставил ее одну на темной аллее и, не оборачиваясь, быстро пошел к дому, белые колонны которого светились между мокрых стволов деревьев. Поднявшись по потемневшим замшелым ступеням крыльца, я открыл ключом тяжелую, обитую медным ободком дверь и вошел в темную прихожую. С обеих сторон от лестницы, ведущей на мансарду, находилось две двери. Одна из них вела в каморку для прислуги, где сейчас находился склад стройматериалов, а вторая открывала апартаменты Родиона. Я не стал включать в прихожей свет и, чтобы Татьяна не ошиблась в потемках, чуть приоткрыл дверь Родиона – массивную, из красного дерева.

Перешагивая через ступени, я поднялся в мансардную комнату со скошенным потолком, зажег свет, включил телевизор, подошел к окну и, расстегивая «молнию» куртки, задвинул шторы. После этого я снова спустился вниз, бесшумно вошел в комнату Родиона и присел за камином рядом с большой напольной вазой.

Некоторое время я слышал только глухой стук дождя по подоконникам. Глаза привыкли к темноте, и я отчетливо различал круглый стол на коротких гнутых ножках из реликтового можжевельника, окруженный жесткими креслами с высокими спинками, пианино, уставленное канделябрами всевозможных форм и размеров, торшер с кокетливо сдвинутым набок абажуром, похожим на шляпку парижанки, и картины в тяжелых рамах, отражающие лаковым глянцем тусклый оконный свет. Это была гостиная, которую, насколько мне было известно, Родион не переносил и не мог в ней долго находиться, несмотря на то что выполнена она была по эскизам отца.