Сладкое вино любви
Шрифт:
Когда Тесс заснула, Оливия поняла, почему она не возьмет ни цента из денег Кэрол для себя. И тогда ей вдруг захотелось выговориться.
Сунув банковский счет в карман шортов, она вышла из дома и побежала по тропинке через лес. Луна освещала ей путь к домику Саймона. По дороге Оливия старательно разжигала в себе гнев, и когда она поднялась на крыльцо, ее всю трясло от ярости.
Саймон лежал на диване и читал. Увидев ее через застекленную дверь, он мигом вскочил с дивана. На ходу поправляя очки, он бросился открывать дверь.
Протиснувшись мимо него в коридор, Оливия протянула ему банковский счет и, скрестив руки на груди, смотрела, как он читает. Саймон пробежал глазами
Оливия только этого и ждала.
– Я просто вне себя! – воскликнула она. – Как она могла со мной так поступить? Неужели она думала, что мне нужны ее деньги? Где она была последние двадцать лет? Или она не знала, что упущенное не вернуть? Не смотрела семейные телепередачи? – Оливия решительно подбоченилась. – И откуда у нее эти деньги? Мне бы очень хотелось знать! Она не сделала карьеру, не выиграла в лотерею. Раз ее погубило пьянство, она потратила кучу денег на спиртное. Так откуда у нее эта огромная сумма? – Она потерла лоб. – От родителей? Маловероятно. Из записей в банковском счете следует, что эти деньги она копила в течение многих лет, откладывая небольшие суммы. – Оливия подошла к окну, тяжело дыша. – Наверное, она начала копить их, еще, когда я была маленькой. Да, это очень мило, но как жестоко! Я должна была покупать себе одежду на собственные деньги, а для этого мне приходилось работать в супермаркете по семь дней в неделю, без выходных, после школы. И все потому, что, по ее словам, у нас не было лишних денег. Я сама покупала себе и джинсы, и рубашки, и белье, и даже лифчики! Эти деньги должны были быть потрачены на ребенка, а она клала их на счёт в банке!
Оливия помнила тот стыд, который довелось ей испытать в бельевом отделе, когда она покупала свой первый бюстгальтер. Мать должна была быть рядом с ней, подсказать ей, как правильно его выбирать. Нет, Оливия никогда не отправит свою дочь одну – это же сугубо женская покупка, и она сделает ее вместе с Тесс.
Оливия вышла в коридор. Бак лежала в корзинке, котята резвились рядом. Оливия рассеянно посмотрела на них.
– Хорошо, хорошо, – пробормотала она, повернувшись к Саймону. – Дети должны знать цену деньгам, но, черт возьми, мне же пришлось выпутываться самой! Хотя бы раз она дала десять долларов на свитер или пошла со мной и купила тот несчастный лифчик! Никакой помощи, а ведь в моей жизни бывало всякое. Когда родилась Тесс, мне срочно пришлось переезжать на другую квартиру, потому что прошлые хозяева не хотели слышать детский плач по ночам. В новой квартире не было холодильника, а мне приходилось кормить Тесс искусственным питанием. Пришлось покупать холодильник и потом в течение двух лет платить по двадцать пять долларов в месяц, потому что за него заломили цену вдвое большую, чем он стоил на самом деле. – Глаза Оливии наполнились слезами. – Неужели трудно было мне помочь? К примеру, прислать одежду для ребенка! В Атланте я гуляла с Тесс в старенькой развалюхе из «сэконд-хэнда», а другие мамаши гордо везли своих чад в новеньких детских колясках. Как я хотела, чтобы и мой ребенок был одет не хуже других! Ну что бы ей прислать внучке свитер или купить дешевый билет на самолет и прилететь в гости? Но нет, – горько усмехнувшись, продолжала Оливия. – Она была слишком занята – копила деньги. Кстати, откуда они у нее? Вдруг она их украла? Или же эти деньги ей швырнул какой-нибудь грязный клиент, воспользовавшись интимными услугами? – Она передернулась от отвращения.
Саймон шагнул к ней.
– Оливия…
Она взглянула ему в глаза.
– Мне не надо ее денег, Саймон. Я никогда в них не нуждалась. Я хотела только любви и заботы. Да, очень трогательно, что она собирала вырезки о моей работе с Отисом, но почему так и не позвонила? Мой номер там напечатан. Все эти годы я давала объявления в газетах, надеясь,
Саймон обнял ее и прижал к себе.
– Девочка моя, она любила тебя. Просто ее любовь выражалась в другом – не так, как тебе того хотелось. – Оливия попыталась мотнуть головой, но его ладонь легла ей на затылок. Его глубокий низкий голос успокаивал, лаская слух. – Да, она любила тебя. Забудь о деньгах. Подумай о Томасе Хоупе. Она взяла с него обещание, что он передаст тебе эти вещи. И он ей пообещал, хотя для него это было непросто. Чикаго далеко, но он добрался сюда, чтобы исполнить ее последнюю просьбу, ее завещание. Последняя воля священна, ее признает и суд, и закон. И твоя мать пожелала, чтобы у тебя осталось кое-что на память о ней.
– Это не завещание, – пробормотала Оливия, но уже менее уверенно.
– Предсмертная просьба женщины, которая так и не захотела встретиться с дочерью и внучкой, может считаться завещанием. Она могла бы выбросить все эти вещи. Но ей хотелось, чтобы ты их сохранила. И деньги – она могла бы пожертвовать их на благотворительные цели, но решила переслать их тебе. Какая разница, откуда они у нее, как она их заработала? Не все ли равно?
– Нет, не все равно, – упрямо буркнула Оливия, но поняла, что он прав. Это теперь не имеет никакого значения.
– Каждый из нас считает, что лишь он один знает, как лучше поступить, – тихо продолжал он. – Я четыре года проклинал Лору за то, что она вовремя не заметила ту лодку, но ведь не я был тогда у руля. Я ничего не мог сделать. И до сих пор не знаю, смог бы что-нибудь сделать или нет, окажись я на ее месте. Бесполезно казнить себя и говорить, что, будь я там, этого бы не случилось. – Голос его дрогнул, стал хриплым. – Меня не было там, Оливия, и Лора сделала все, что было в ее силах. Так же и твоя мама. Мы можем строить догадки и предположения, но это ничего изменит. Так мы только очерним их память. – Он глубоко вздохнул.
Оливия обвила его руками за шею. Он гораздо сильнее ее – и телом, и духом. Он понял, что она чувствует сейчас, и поддержал в тот момент, когда в душе ее образовалась страшная, холодная пустота. Мечты о встрече с матерью развеялись в прах. И только Саймон помог ей опять собраться с силами, чтобы жить дальше.
Он здесь, он рядом. Его тело излучает силу и тепло. А может, он просто еще один сон, несбыточная мечта, на которую у нее нет никаких прав, но которая внезапно заполнила пустоту в ее душе?
Оливия не заметила, сама ли она подняла голову или он приподнял ее лицо, но их губы слились. Он с ней. Она может коснуться его груди, плеч, губ. От него пахнет кофе.
Саймон тихо прошептал ее имя. Она поцеловала его.
– Мы не должны этого делать, – прошептал Саймон, глядя на нее с каким-то непонятным отчаянием. – Сейчас не время. Ты расстроена.
– Но мне так одиноко, – прошептала она, мысленно моля Бога о том, чтобы это не кончалось. Она столько раз оставалась одна. Пусть хотя бы раз ее сон останется с ней!
И он остался. Саймон обнял ее – так, будто собирался остаться с ней навеки. Он поцеловал и раздел ее бережно и нежно, и она почувствовала себя соблазнительной и желанной.
Он донес ее на руках до постели и, ложась рядом, спросил, предохраняется ли она, потом сам об этом позаботился. И она полностью доверила ему свое тело, как только что доверила душу. Никому еще она не отдавалась с такой страстью, и никто не доставлял ей такого наслаждения. И после, когда печаль и сожаление должны были бы вернуться в ее сердце, там было только ощущение полноты и счастья.