Сладкое Забвение

Лори Даниэль

Мы жили в шикарной, просторной местности на Лонг-Айленде. Единственным соседом, которого можно было увидеть с заднего двора, был Тим Фульц. Он владел юридической фирмой, через которую папа отмывал деньги; по крайней мере, так мне однажды сказал Бенито. Кроме того, он был хорошим парнем. Наш район был тихим и уединенным, и я всегда предполагала, что Николас жил в чем-то подобном, но нет. Он жил в центре Бронкса, в особняке из красного кирпича с небольшим белым крыльцом и частной подъездной дорожкой, которая вела к гаражу в задней части дома.

Бенито свернул

на подъездную дорожку, доехал до заднего двора и припарковался рядом с машиной Николаса. Отдельно стоящая дверь гаража была открыта, и внутри стояли две машины, одна с открытым капотом. Обе были черными, как душа Николаса. Я ничего не смыслила в машинах — кто мог меня винить? Меня никогда не учили водить машину — но я знала, что это классика. Одна из них была Гран-Торино. Я знала это только потому, что не так давно видела Гран-Торино. Бенито рыдал, хотя никогда бы в этом не признался. А поскольку видеть, как плачет человек, было самой печальной вещью на свете, то и я тоже.

Мое сердце подпрыгнуло, когда Николас вышел из-за капота, вытирая руки тряпкой. На нем были темные джинсы и простая белая футболка. Я никогда не видела человека, покрытого жиром, который выглядел бы так хорошо. Я уронила голову на сиденье.

— Сукин сын. У меня снова идет кровь.

И действительно, сквозь белую футболку Бенито проступило красное пятнышко. Мы собирались на вечеринку у бассейна, но он не планировал ни купаться, ни переодеваться. Куда он положил свой пистолет?

— Разве тебе не наложили швы?

— Да. — он вытащил ключи из замка зажигания. — Но я разорвал парочку.

Я тупо спросила:

— Делая что?

— Габриэлла. — он ухмыльнулся.

— Да, насчёт этого... — мой нос сморщился. — Ты можешь держать это подальше от кухни?

Его взгляд сузился, прежде чем наполниться веселой ясностью.

— Знаю, у всех нас свои причуды, Елена, но ты моя кузина. Найди кого-нибудь другого для наблюдения.

Я закатила глаза, открыла дверь и вышла, не успев понять, что делаю. Я не хотела сидеть в жаркой машине, не тогда, когда моя кожа уже была теплее, чем обычно от близости определенного мужчины.

Николас прислонился к стене гаража с тряпкой в руке. Его пристальный взгляд нашел мой, сузившись по краям, прежде чем устремиться к Бенито, который протянул ему конверт из Манильской бумаги. Эти люди очень любили свою Манилу.

— Эй, приятель, можно мне воспользоваться твоей ванной?

Внимание Николаса привлекло кровавое пятно, и он кивнул.

— Вторая дверь налево.

— Спасибо, — сказал Бенито, направляясь во внутрь.

Мы с Николасом стояли и смотрели друг на друга. Его взгляд упал на белую полоску бикини, которое я надела под розовое пляжное платье, в паре с сандалиями на танкетке. Это был милый ансамбль, но я заработала только прищуренный снисходительный взгляд.

Я нахмурилась, скрестив руки на груди, словно защищаясь.

Он еще секунду смотрел на меня, прежде чем вернуться в гараж. Я глядела на его белую мускулистую спину, пока он не опустил голову под капот машины

и не проигнорировал меня. Настоящий хозяин.

Это один из тех дней, когда жара захватывает и не отпускает. Еще неделю назад у нас было прохладное лето, но с наступлением завтрашнего Августа оно, казалось, обрушилось на нас всех разом. Солнце неумолимо пекло, достаточно, чтобы моя оливковая кожа покраснела, если я достаточно долго простояла под ним.

Что-то в неумолимой жаре и наблюдении, как Николас вытирает пот с шеи воротником футболки, заставило теплый туман проникнуть в уголки моего сознания.

Возле двери крутился вентилятор. В открытом окне соседнего дома просачивался бейсбольный матч, а маленький телевизор в углу гаража транслировал новости. Я хотела уловить основные моменты, но было слишком тихо, и чтобы подойти ближе, мне пришлось бы пройти в двух футах позади Николаса. Я колебалась.

С мыслью, что я смешна, я приняла решение. Каждое нервное окончание покалывало, когда я протискивалась мимо него, добираясь до деревянного верстака и табурета. Я схватила пульт, но на то, чтобы найти кнопку регулировки громкости, ушло гораздо больше времени, чем следовало бы. Я была восприимчива на каждое движение, каждый звук позади меня. Это было связан с ним, как статическое электричество. По спине у меня побежали капельки пота, а по коже мурашки.

Я пыталась смотреть новости, но это все равно что читать в присутствии Николаса: невозможно. Я собрала волосы в конский хвост, делая вид, что слушаю слова белокурой дикторши.

Я чувствовала его взгляд на своих обнаженных лопатках, закручивая резинку вокруг своих длинных прядей. Запыхавшаяся. Зудящая. Горячая. Мне следовало отправиться сегодня в церковь, потому что это неправильный способ чувствовать себя в присутствии своего будущего шурина. Но я осталась дома, иначе опоздала бы на вечеринку у бассейна.

Мои ногти впились в ладони. Почему меня так тянет к этому мужчине? Если бы у меня был выбор, я бы предпочла увлечься пятидесятилетним женатым Тимом Фульцем. Возможно, если я поговорю с Николасом, его ужасная личность заставит это странное влечение исчезнуть. Стоило попробовать...

Я повернулась, прислонилась к верстаку, не обращая внимания на нервы, бушевавшие во мне по поводу начала разговора с ним.

— Твой дом... милый. Совсем не то, что я ожидала.

Он искоса посмотрел на меня взглядом, от которого у меня екнуло сердце, пока он возился с чем-то под капотом Гран-Торино.

— И чего ты ожидала?

Я сглотнула под его вниманием. Несколько слов от него были более волнующими, чем следовало бы.

— Думаю, я ожидала большего... огонь и сера.

Его взгляд стал мрачно-веселым.

— Ад.

— Или комнаты с мягкими стенами...

(прим. В психиатрических больницах используются комнаты с мягкими, белыми стенами.)

Он вытер лицо рукавом, сосредоточившись на работе.

— За то, что ты считаешь меня психом, ты, кажется, не боишься оставаться со мной наедине.