Сладость на корочке пирога
Шрифт:
На миг я подумал, что он отступил от парапета. Может быть, он передумал, может быть, солнце ослепило его. Но потом он оказался в воздухе, он падал. Один мальчик сказал потом репортеру, что он выглядел как ангел, падавший с небес, но это не так. Он рухнул прямо на землю, как камень в мешке. Нельзя описать это более привлекательными словами.
Отец умолк надолго, словно ему не хватало слов. Я задержала дыхание.
— Звук, когда тело ударилось о камни, — наконец продолжил он, — преследует меня в снах до сих пор. Я много чего слышал и видел на войне, но
Он был славным человеком, и мы убили его. Гораций Бонепенни и я убили его так же, как если бы своими руками столкнули его с башни.
— Нет! — возразила я, протягивая руку и касаясь отца. — Ты не имеешь ничего общего с этим!
— Ах, нет, Флавия.
— Нет! — повторила я, хотя была сама поражена своей смелостью. Неужели я на самом деле говорю с отцом таким тоном? — Ты не имеешь с этим ничего общего. Это Гораций Бонепенни уничтожил «Ольстерского Мстителя».
Отец печально улыбнулся.
— Нет, дорогая. Видишь ли, когда я вернулся в кабинет тем воскресным вечером и снял пиджак, я обнаружил странное липкое пятно на манжете. Я сразу понял, что это: заставляя нас взяться за руки, чтобы отвлечь внимание, Бони сунул указательный палец в рукав моего пиджака и приклеил «Ольстерского Мстителя» к манжету рубашки. Но почему я? Почему не Боб Стэнли? По очень веской причине: если бы они обыскали нас всех, марку нашли бы в моем рукаве и Бони бы завопил о своей невиновности. Неудивительно, что ее не смогли найти, когда его обыскивали.
Конечно, он забрал марку, когда пожимал мне руку перед уходом. Бони был мастером престидижитации, помнишь, и, поскольку я однажды был его помощником, было ясно, что я мог стать им снова. Кто бы решил иначе?
— Нет! — сказала я.
— Да, — улыбнулся отец. — Но это еще не все.
Хотя ничего так и не доказали, Бони не вернулся в Грейминстер по окончании этого семестра. Кто-то рассказывал мне, что он уехал за границу, чтобы избежать каких-то неприятностей, и я не могу сказать, что это меня удивило. Не удивился я и тому, что Боб Стэнли, после того как его выгнали из медицинского колледжа, обосновался в Америке, где открыл филателистический магазин: одну из многих работающих по почте фирм, которые размещают рекламу в комиксах и высылают марки по заказам взрослых мальчиков. Весь этот бизнес, однако, выглядел не более чем прикрытием его дурных делишек с богатыми коллекционерами.
Что касается Бони, я не видел его тридцать лет. А затем, месяц назад, я поехал в Лондон на международную выставку марок, которую проводило Королевское филателистическое общество. Ты, наверное, помнишь. Одним из событий программы был публичный показ избранных экземпляров из коллекции его величества короля, в том числе редкого «Ольстерского Мстителя»: «АА», близнеца марки доктора Киссинга.
Я взглянул на нее лишь мельком — воспоминания, которые она вызвала, были не из приятных. Я собирался посмотреть другие экспонаты, и поэтому королевский «Ольстерский Мститель» не занял у меня много времени.
Прямо перед закрытием выставки в тот день я находился в дальнем конце выставочного
Разумеется, это был Бони. Он разглагольствовал перед толпой коллекционеров, собравшихся у королевской марки. Пока я смотрел, спор стал еще более жарким, и казалось, что слова Бони взволновали одного из кураторов, который яростно качал головой, а голоса становились все громче.
Я не думал, что Бони заметил меня, — и я не хотел, чтобы он меня видел.
Случайно в тот самый момент мимо проходил мой старый армейский друг, Джумбо Хиггинсон, он увел меня пообедать вместе и выпить. Старый добрый Джумбо… Это не первый раз, когда он подвернул как раз вовремя.
Глаза отца заволокла дымка, и я увидела, что он снова провалился в одну из тех кроличьих нор, которые так часто поглощали его. Иногда я думала, свыкнусь ли я когда-нибудь с его внезапными молчаниями? Но затем, словно заевшая механическая игрушка, которая возвращается к жизни, если ее подтолкнуть пальцем, он продолжил рассказ, как будто и не останавливался.
— Когда я открыл газету в поезде по пути домой тем вечером и прочитал, что «Ольстерского Мстителя» подменили фальшивкой — по-видимому, это произошло на глазах у всей публики, нескольких филателистов с безупречной репутацией и двух охранников, — я понял, не только кто совершил кражу, но также, по крайней мере в общих чертах, как это было сделано.
Затем, в прошлую пятницу, обнаружив мертвого бекаса на нашем крыльце, я сразу же понял, что Бони здесь. Джек Бекас — это было мое прозвище в Грейминстере: сокращенно Джако. Буквы в уголках «Пенни Блэк» совпадали с его инициалами. Это очень запутанно.
— «Б Один Пенни Г», — сказала я. — Бонепенни, Гораций. В Грейминстере его прозвали Бони, а тебя — Джако, сокращенно. Да, я все это поняла некоторое время назад.
Отец посмотрел на меня, как будто я была ядовитой змеей, а он разрывался между желаниями прижать меня к груди или вышвырнуть в окно. Он несколько раз потер верхнюю губу указательным пальцем, словно пытался поставить герметичную печать, но затем продолжил.
— Даже зная, что он где-то поблизости, я оказался не подготовлен к ужасу, охватившему меня, когда я увидел это белое, бледное, как у мертвеца, лицо, внезапно появившееся из темноты в окне кабинета. Было за полночь. Мне следовало отказаться разговаривать с ним, конечно, но он угрожал мне…
Он потребовал, чтобы я купил у него обе марки — одну, которую он похитил недавно, и вторую, которую он украл из коллекции доктора Киссинга много лет назад.
Он вбил себе в голову, видишь ли, что я богатый человек. «Такой шанс для инвестиций бывает раз в жизни», — сказал он мне.
Когда я ответил, что у меня нет денег, он пригрозил, что скажет властям, что это я спланировал кражу первого «Ольстерского Мстителя» и сделал заказ на второго. И Боб Стэнли подтвердит его показания. В конце концов, это я собирал марки, не он.