Сладость на корочке пирога
Шрифт:
Даффи недавно читала «Пелэм» Бульвер-Литтона, по нескольку страниц перед сном, и, пока она не закончила, мы ежедневно за завтраком становились жертвами ее туманных фраз в стиле, таком же жестком и негнущемся, как кочерга в гостиной.
Я размышляла над ее словами, когда Фели внезапно подскочила на стуле.
— Боже мой! — воскликнула она, быстро расправляя пеньюар вокруг себя, словно саван. — Это еще кто такой?
Около французской двери виднелся чей-то силуэт, он смотрел на нас, сложив ладони ковшиком и приложив
— Это тот писатель, — пояснила я. — Который занимается сельскими усадьбами. Пембертон.
Фели взвизгнула и унеслась наверх, где, как я знала, она нацепит обтягивающий голубой шерстяной костюм, припудрит утренние прыщи и продефилирует вниз по лестнице, притворяясь, что это не она, а, например, Оливия де Хэвилленд. Она всегда так ведет себя, когда в дом приходит незнакомый мужчина.
Даффи равнодушно глянула в его сторону и вернулась к чтению. Как обычно, все было предоставлено мне.
Я вышла на террасу, плотно прикрыв дверь за собой.
— Доброе утро, Флавия, — сказал Пембертон с улыбкой. — Ты хорошо спала?
Хорошо ли я спала? Что за вопрос? Вот я стою здесь на террасе, с сонными глазами, на голове воронье гнездо, из носа течет как из крана. Кроме того, разве вопрос о качестве сна не является прерогативой тех, кто провел ночь под одной крышей? Я не была уверена, надо посмотреть в «Битонском полном справочнике по этикету для леди». Фели подарила мне экземпляр на мой прошлый день рождения, но с тех пор он служил подпоркой под ножку моей кровати.
— Не ужасно, — ответила я. — Я простудилась.
— Жаль это слышать. Я надеялся взять у твоего отца интервью о Букшоу. Не хочу быть навязчивым, но мое время тут ограничено. Со времен войны стоимость жилья вне дома, даже в самых непритязательных гостиницах вроде «Тринадцати Селезней», просто возмутительна. Проблема бедности никуда не делась, а мы, скромные ученые, до сих пор перебиваемся хлебом и сыром, знаешь ли.
— Вы завтракали, мистер Пембертон? — спросила я. — Уверена, что миссис Мюллет может сообразить для вас что-нибудь.
— Очень мило с твоей стороны, Флавия, — сказал он, — но лендлорд Стокер устроил для меня настоящий пир в виде двух сосисок и яйца, и я живу в страхе за пуговицы моего жилета.
Я не знала, как реагировать на это, и насморк сделал меня слишком раздражительной.
— Может быть, я могу ответить на ваши вопросы? — сказала я. — Отец задержан…
Да, вот оно! Ты хитрая маленькая лисичка, Флавия!
— Отца задержали в городе.
— О, я не думаю, что тебе интересны такие вещи. У меня несколько затруднительных вопросов, касающихся дренажной системы и закона огораживания общинных земель. Я надеялся внести аппендикс об архитектурных изменениях, произведенных Энтони и Уильямом де Люсами в XIX веке. «Расколотый дом» и тому подобное.
— Я слышала, что аппендикс удаляют, — выпалила я, — но это первый
Даже с сопливым носом я могу нападать и защищаться наравне с лучшими из лучших. Мокрый оглушительный чих испортил все впечатление.
— Может, я войду и быстро осмотрюсь? Сделаю пару записей. Я никого не потревожу.
Я пыталась вспомнить синонимы слову «нет», когда услышала рычание мотора, и между деревьями в конце аллеи появился Доггер за рулем нашего старого трактора, он вез компост в огород. Мистер Пембертон, сразу же заметивший, что я перевела взгляд за его плечо, обернулся посмотреть. Заметив Доггера, ехавшего в нашу сторону, он приветливо помахал.
— Это старый Доггер, да? Преданный семейный слуга?
Доггер затормозил, оглядываясь в поисках того, кому махал Пембертон. Никого не увидев, он почесал голову. Вылез из-за руля и потащился по лужайке к нам.
— Должен сказать, Флавия, — заявил Пембертон, глядя на часы, — что я немного утратил чувство времени. Я обещал своему издателю встретиться в Незер-Итон, чтобы взглянуть на гробницу, довольно редкую. У него пунктик насчет гробниц, у старика Кваррингтона, так что я лучше не буду подводить его. Иначе «Могилы и ажурная архитектура» так и останутся лишь в фантазиях автора.
Он подхватил свой рюкзак и спустился по ступеням, остановившись на углу дома, чтобы закрыть глаза и сделать глубокий вдох бодрящего утреннего воздуха.
— Мое почтение полковнику де Люсу, — сказал он и ушел.
Доггер зашаркал по лестнице.
— Посетители, мисс Флавия? — спросил он, снимая шляпу и утирая лоб рукавом.
— Некий мистер Пембертон, — ответила я. — Пишет книгу о сельских усадьбах или могилах или что-то в этом роде. Хотел поговорить с отцом о Букшоу.
— Не думаю, чтобы я слышал его имя, — сказал Доггер. — Но я не особенный читатель. Тем не менее, мисс Флавия…
Я ждала, что он прочитает мне проповедь, преисполненную иносказаниями и леденящими кровь примерами, о вреде разговоров с незнакомцами, но он не стал. Вместо этого он удовольствовался тем, что потрогал поля шляпы указательным пальцем, и мы вдвоем постояли, глядя на лужайку, словно парочка коров. Послание отправлено; послание принято. Добрый старый Доггер. Таков его способ наставления.
Именно Доггер, кстати, терпеливо учил меня открывать замки. Я однажды наткнулась на него, когда он возился с дверью оранжереи. Он потерял ключ во время одного из своих «эпизодов» и пытался открыть замок с помощью согнутых зубцов ушедшей на покой вилки, которую отыскал в цветочном горшке.
Его руки сильно тряслись. Когда Доггер в таком состоянии, появляется ощущение, что если дотронуться до него пальцем, то тебя немедленно убьет электрическим током. Но несмотря на это, я предложила помочь ему, и через несколько минут он показывал мне, как это делается.