Сладостная ярость
Шрифт:
К удивлению Трэвиса, Сэм предложила ему совсем другой путь, чем тот, по которому они приехали сюда. И снова, после того как они отъехали на небольшое расстояние, Сэм потребовала, чтобы он надел повязку на глаза.
— Я обещала Сэму, а я никогда не нарушаю своего слова, — сказала она. — Не беспокойся, мы не будем возвращаться на ту тропу и не пойдем по крутому склону.
Трэвис ничего не видел, но почувствовал, что они вошли в темную сырую пещеру. Стук от копыт лошадей отдавался гулким эхом, ему было слышно, как струится вода по каменным сводам. Голос Сэм звучал как из бочки, когда
— О'кей, Трэвис. Сейчас мы немного намокнем, — предупредила его Сэм. — Держись крепче в седле и дай лошади самой выбрать путь.
Намокнуть — это было слабо сказано. Утонуть — вот что грозило им. Сначала на Трэвиса упало несколько капель воды, но в следующую секунду ему показалось, что на него и на его лошадь обрушились тонны воды. Лошадь споткнулась под этим потоком, но каким-то чудом удержалась на ногах. И когда Трэвис уже не сомневался, что их ждет гибель в пучине, они выехали на теплый солнечный свет. Еще шагов шесть они прохлюпали по воде, но вскоре снова оказались на сухой почве, а еще через две мили по вьющейся тропе Сэм разрешила ему снять повязку.
Их тайный рай остался далеко позади, надежно скрытый от всех непосвященных, и место его расположения так и осталось неразгаданным, . Но их воспоминания о том, как они в полном уединении провели там неделю, будут жить вечно, вспыхивая в их памяти волшебными снами.
Тамбл показался им страшно далеким от Хот-Спрингса и их удивительного свадебного путешествия. Жизнь текла в нем обычным чередом, и вскоре Сэм и Трэвис вошли в знакомый ритм, хотя теперь они чувствовали себя свободнее, потому что Элси не жила вместе с ними, а приходила два раза в неделю помогать по дому. У Сэм заметно начал расти живот, и она не могла обойтись совсем без ее помощи.
Делая заготовки на зиму из всего, что росло на огороде, Элси учила Сэм, как консервировать и сохранять овощи, и ряды горшков с джемами и желе, с горохом и бобами, кукурузой, огурцами и свеклой множились день ото дня. Они наделали столько яблочного соуса, что Сэм начинало тошнить от одного взгляда на яблоки. Они варили помидоры, пока те не начали сниться Сэм по ночам. Они еще не закончили свои труды, а фрукты и овощи уже не давали ей спокойно спать.
Когда последние заготовки были сделаны, Сэм вздохнула с большим облегчением. Но Элси вынашивала другие планы. Из пепла, что остался в печи от прошлой зимы, она хотела изготовить свечи и мыло.
— Но ведь и мыло и свечи можно купить в лавке, — недовольно ворчала Сэм. — Зачем нужно делать их самим?
— Потому что тебе нужно знать, как это делается, вот зачем, — упрямо твердила Элси. — Соображения удобства не могут оправдать лень или неумение. Каждая молодая жена обязана знать, как сделать мыло и свечи. Никогда не знаешь, вдруг это пригодится. Кроме того, это дешево, а каждая женщина должна уметь экономить деньги.
Потом, когда было покончено с последним куском мыла и последняя свеча досыхала на своем фитиле, Элси объявила, что Сэм давно пора обучиться благородному искусству стегания одеял.
— Элси, ты же знаешь, что я шью почти так же, как и пою, —
Несмотря на то что с этим Элси не могла не согласиться, она сказала:
— Это не причина отказываться от возможности научиться. Чем больше ты практикуешься, тем лучше у тебя получается. И подумай, как ты будешь гордиться, когда сделаешь одеяло своими собственными руками. Когда-нибудь ты передашь его своим внукам. Вот это будет да!
По разумению Сэм это было бы просто чудом!
— По-моему, мои таланты не простираются дальше изготовления половиков, — ворчала она. Но все же, правда скорее из желания, чтобы Элси отстала от нее, Сэм взяла иглу и нитки и храбро принялась за одеяло. Если ее опасения сбудутся и оно окажется негодным, его всегда можно засунуть в чулан, а потом, когда Элси забудет о нем, сжечь.
Теперь, когда беременность Сэм становилась все более явной, приближение родов все больше волновало не только ее, но и Трэвиса. Он начал проявлять сильное беспокойство о ее здоровье и о здоровье будущего малыша. Он дошел даже до того, что нанес визит доктору Пэрди и заявился домой во всеоружии разнообразных советов насчет того, как следует вести себя и как питаться будущей матери. Сэм и без того тревожили предстоящие роды, и вскоре она окончательно потеряла всякое терпение и готова была поколотить Трэвиса.
— Ты сегодня пила молоко? — каждый день спрашивал он. — Ты ведь знаешь, что доктор Пэрди велел тебе пить молоко.
— Терпеть не могу молоко, и ты об этом знаешь, — огрызалась она, но каждый раз это кончалось тем, что она, давясь, все-таки выпивала молоко только для того, чтобы Трэвис замолчал. Если она отказывалась, он приставал к ней до тех пор, пока она не сдавалась.
Он наблюдал за правильностью ее питания с пылом фанатика, добивался, чтобы она ела достаточно мяса, овощей и фруктов. Это не вызывало особых возражений Сэм, тем более что она была в еде непривередлива, но когда он начал ограничивать ее в сладостях, она устроила ему скандал.
— Ты ешь уже второй кусок пирога с персиком, Сэм, — говорил он. — Ты можешь поправиться, милая. А это нехорошо для малыша. Почему бы тебе не съесть это красивое вкусное яблоко?
— Так случилось, что мне больше нравится персиковый пирог, — возражала она, сверкая глазами. — Если мне суждено превратиться в слониху, то я хочу насладиться этим процессом.
— Но яблоко тебе гораздо полезнее.
— Хочу пирог, Трэвис!
Особенно ему досталось, когда она обнаружила склонность к черному лакричнику. Она ныла, и жаловалась, и канючила до самой ночи, лишая его сна. Утром он не мог дождаться, когда откроется лавка, и возвращался домой, нагруженный длинными черными плетями черного лакричника. Теперь он выкупал весь запас в лавке.
— Надеюсь, это тебя обрадует, — шипел он. Сэм чувствовала себя на седьмом небе.
— Но почему именно лакричник? — осмелился он однажды спросить, наморщив нос.
— Почему ты спрашиваешь об этом меня? Пойди и поинтересуйся об этом у своего приятеля, доктора, — огрызнулась она в ответ. — Может, это связано с тем, что я бросила курить по твоему настоянию, откуда я знаю. Зато от него у меня нет изжоги, которую дает мне все остальное.
— Знаете, — вмешалась Элси, желая разрядить напряжение, — говорят, что если у матери изжога, то ребенок родится с волосиками на голове.