Сладостный плен
Шрифт:
Вытащив из прически шпильки, Эрика тряхнула головой, и волосы, рассыпавшись по ее обнаженным плечам, окутали их темным плащом. Сладострастно изогнувшись, она каким-то кошачьим движением прижалась к Данте всем телом и, обхватив руками его голову, притянула к себе и впилась страстным поцелуем в его губы. Она решила применить на практике всю мудреную технику обольщения, которой обучилась у того же Данте. Пусть и он сгорает от такого же неистового желания, каким пылает она.
Почувствовав на своих губах трепетные губы Эрики, Данте застонал от наслаждения. Ее восхитительное тело, тесно прижавшееся к нему, сводило его с ума. Он жаждал обладать этой обворожительной красавицей!
– Боже правый! – простонал Фаулер, чувствуя,
– Я подумала, что, быть может, тебе хочется видеть во мне искусительницу, которую ты рассчитывал встретить в борделе Нового Орлеана, – насмешливо сообщила Эрика, стаскивая с Данте куртку. – Признайся, ты ведь ждешь, чтобы я сама начала тебя соблазнять?
Ответить Данте не успел. Эрика принялась покрывать легкими поцелуями его поросший темными волосами живот, и у Фаулера перехватило дыхание. А нежные руки Эрики уже расстегивали пуговицы на брюках. Неужели это та самая женщина, которая потчевала каждого чересчур ретивого кавалера увесистыми ударами, воспользовавшись для этой цели первым подвернувшимся под руку предметом? Эрика – сама загадка. Никогда не знаешь, что от нее ожидать. Она ведет себя так, что ее то убить хочется, то сгораешь от вожделения, от неукротимого желания ею обладать. Она делает с ним что хочет, беззаботно играет его чувствами, и тем не менее он испытывает к этой темноволосой красотке дикую, безудержную, всепоглощающую страсть.
А груди Эрики между тем крепко прижались к груди Данте, и голова у него пошла кругом от исходившего от нее чарующего аромата. И Фаулер отдался на милость этой обворожительной девицы, своими сладостными поцелуями сводившей его с ума. Ничего другого ему не оставалось.
А Эрика чувствовала себя сейчас великой грешницей и всецело наслаждалась этой ролью. Впервые в жизни она сама соблазняет мужчину, причем мужчину, которого любит и страстно желает.
Когда Эрика, выскользнув из его объятий, оказалась наверху, Данте понял, что они поменялись ролями. Он поставил себе целью очаровать, обольстить эту своевольную девицу, а оказалось, что это она его совращает. А Эрика тем временем сняла с него всю одежду, и руки ее заскользили по его трепещущему телу. У Данте было такое ощущение, словно он качается на ласковых морских волнах, уносящих его куда-то вдаль. Руки Эрики прошлись по его поросшему жесткими волосами животу, и Фаулера охватила блаженная истома. Никогда прежде не доводилось ему испытывать такого восхитительного ощущения. Никогда еще ни одной женщине не разрешал он любить себя так. Только Эрике, только ей одной. Острое чувство наслаждения захлестнуло Фаулера, когда Эрика принялась в очередной раз осыпать нежными поцелуями и ласками его тело, играя на нем, словно опытный пианист, заставляя Данте отвечать на каждый поцелуй, на каждую ласку. У него перехватило дыхание, сердце неистово забилось в груди. Он не понимал где он, что с ним, жив он или мертв, а Эрика уверенно подводила его к черте, за которой скрывалось неописуемое наслаждение, которое ему уже довелось испытать той ночью в Новом Орлеане.
– Ты хочешь меня, ненаглядный мой красавец? – прошептала Эрика, легонько куснув ему губы. – Хочешь провести всю ночь в моих объятиях?
Она пользовалась его же словами, давая Данте понять, что ни в чем ему не уступит, ни в страсти, ни в искусстве обольщения.
– Какую же плату ты ждешь за эту сладостную муку? – прошептал Данте прерывающимся от желания голосом: обнаженная нога Эрики вдруг оказалась между его ног, заставив его содрогнуться от страсти.
Губы Эрики изогнулись в дьявольской улыбке, в голубых глазах мелькнули веселые искорки.
– Ты отдашь мне свое сердце, – проговорила она, проведя указательным пальцем по лицу Данте, словно выточенному из камня, потом по полным, чувственным губам. – Нам, колдуньям, золотые побрякушки ни к чему. Мне нужны твоя душа и твое сердце. Только тогда я буду довольна, когда ты отдашь их мне.
Данте голову бы дал на отсечение, что чудесному преображению этой красотки способствовал он сам, поскольку ему удалось устранить препятствия, которые Эрика усердно возводила с тех пор, как встретилась с ним на пароходе. Под маской напускной сдержанности скрывалась такая страстная натура, какой Данте еще не доводилось видеть. Если бы Эрика сейчас потребовала отдать ей весь мир, он с радостью бросил бы его к ее ногам.
– Бери что хочешь, – едва выдохнул Данте, с наслаждением ощущая, как податливое тело Эрики тесно прижимается к нему. – Только будь моей.
Эрика и не думала возражать. Она прильнула губами к его зовущему рту. Дыхание их смешалось, тела переплелись и начали двигаться в такт мелодии, звучавшей лишь для них двоих. Эрика чувствовала, как эмоции, которые она так давно сдерживала, вырвались наружу, когда Данте, крепко обхватив ее обеими руками, одним ловким движением перевернул на спину и прижал к траве, оказавшись наверху. Приподнявшись на локтях, отчего мышцы у него на руках напряглись, он вошел в нее и стал двигаться, сначала медленно, нежно, потом все быстрее, более требовательно. Эрика с наслаждением отдалась этому восхитительному вихрю страсти, который уносил ее высоко к звездам, мерцавшим на темном бархате неба. Данте обладал ею властно, требовательно, с радостью удовлетворяя снедавшее его неукротимое желание, и Эрика, с восторгом сдавшись на милость победителя, отвечала ему пылко и безудержно, нисколько не стыдясь своих чувств. В этом мире теперь не осталось ничего – только ее любимый, только его объятия и ласки.
Наконец пламя страсти, взметнувшись до небес в последний раз, стало понемногу угасать, и Эрика с Данте ощутили, что медленно возвращаются с небес на землю. Но в те восхитительные минуты, когда, казалось, время остановилось, они, полностью отдаваясь друг другу, были словно единое целое. Ничего подобного Эрике никогда еще не доводилось испытывать. Она понимала, что после сегодняшней ночи любви сильно изменилась и уже никогда не станет прежней. И ни один мужчина уже не сможет занять в ее сердце место Данте. Чувства, которые она к нему испытывала, невозможно было сравнить ни с чем. И Эрика понимала – хотя ни за что не призналась бы в этом Данте, – что, обойди она весь белый свет, никогда ей не встретить мужчину, который смог бы вызвать в ней такую бурю страсти, какую с легкостью удавалось вызвать Данте.
Привстав на локтях, чтобы удобнее было всматриваться в ее нежное лицо, Данте поцеловал Эрику в последний раз. Он лишился последних сил. Если бы они с Эрикой не лежали в траве под открытым небом и если бы Корбин сегодня не надумал плыть дальше, Данте с радостью остался бы здесь на всю ночь. Заставив себя отодвинуться от Эрики, он попытался встать. Но Эрика тут же поймала его руку и, лукаво улыбаясь, притянула любимого к себе.
– До рассвета еще далеко, – промурлыкала она и провела своим тонким пальчиком по его щеке, немало его, да и саму себя, тем самым удивив.
Хмыкнув, Данте поймал ее руку и поднес к губам.
– Если мы останемся здесь до утра, Корбин отправится дальше без нас или бросится нас искать. Я бы не хотел, чтобы ты оказалась в щекотливом положении, детка, если он вдруг нас обнаружит.
С этими словами Данте поднял скомканное платье и протянул Эрике.
Эрика недовольно надула губки. Ей не хотелось возвращаться на пароход. На борту его находится Эллиот, которого она бы предпочла больше никогда не видеть.
– Лучше уж отправиться в Натчез пешком.