Слава Богу! Они все снова мертвы!
Шрифт:
– Вы в своем уме барон? Вы нам русским людям рассказываете о том, что нужно привести на нашу землю иностранное воинство. И без ваших усилий на Русь слетелись иноземные силы, как вороны на поклев мертвечины. И германцы, и чехи, и японцы с англичанами и французами. Вам их мало?
– спросил один из офицеров.
– Мало. Катастрофически мало. Они очень скоро будут вынуждены покинуть Россию. Повторяю им не до наших проблем, у них у самих огромные проблемы. И у нас тогда будет один путь - тоже покинуть
Хотя есть еще один путь. Около половины всех офицеров в стране встали на него. Это путь служения большевистскому режиму. Всмотритесь в себя. Может вам тоже отправиться к красным, в надежде на то, что большевистские комиссары будут к вам милосердны? Как вам такая возможность? – ответил барон.
– Давайте не будем устраивать между собой склок, господин барон. Вы спрашиваете о том, какой путь я для себя выбираю. Увы, мой путь был определен в тот момент, когда я вернулся в своё поместье и узнал о том, как погибла вся моя семья, и престарелые родители, и моя супруга и два сына, от рук крестьянских повстанцев. С тех пор у меня один путь в жизни - путь мести. Чем попусту спорить и ругаться и бросать обвинения друг другу ответьте нам барон. Что вы предлагаете конкретно. Только серьезно и обстоятельно?
– ответил один из офицеров.
– Да уж куда серьезней, я предлагаю создать быстро за пределами России великую армию, и с нею победоносно пройтись по всей Евразии. Она фактически вся лежит беспомощная у наших ног! – предложил барон.
Где взять армию для осуществления оккупации?
– спросил один из офицеров.
– Логичней всего, там, где не было фронтов мировой войны и где есть большое количество человеческого материала, пригодного для великого очистительного похода – ответил барон.
– И где такое место есть? – спросил капитан.
– Это регион глубинной центральной Азии. Миллионы природных всадников, при самом простом обучении азам современного воинского искусства, сметут на своем пути страны и народы, и на освобожденной от власти взбесившихся рабов территории Европы мы устроим самый жестокий террор, за всю историю человечества. И этот ужас на тысячи лет убьет любую попытку рабов к сопротивлению против своих господ. Без этого цивилизация погибнет. Ничто и никто нас тогда не сможет остановить, перед нашей армией благородные люди на всем континенте Евразии будут сами открывать ворота, видя в этой орде своё спасение – барон Унгерн говорил вдохновенно, невольно увлекая своим рассказом своих слушателей.
– Поймите – продолжал Унгерн - Успех нам гарантирован. Пленных чехов, которые взбунтовались, нет ни у кого сил, остановить. Они идут по стране, нигде не встречая серьезного сопротивления. А их всего лишь корпус. Но тогда… Кто сможет остановить армию вторжения в миллион всадников? Никто! И месть наша будет страшна. Мой великий предок Аттила взирая с небес на ту оргию, которую мы устроим, будет рыдать от зависти!
– Черт с ним! Убедил – сказал офицер, который до этого больше всех спорил с бароном – Когда отправляемся в Даурию?
– Чем быстрее, тем лучше. Но тут одна закавыка. Человека одного нам нужно из Астрахани с собою забрать. Это очень важно. С ним шансы на успех у нас сильно вырастут. Поэтому пока направляемся в Астрахань – сказал барон Унгерн.
Глава 10
Мне снилась степь, снились бескрайние просторы родного края, снились летящие в синем небе журавли. Я задумчиво шел во сне по степи и душу мою терзали горькие думы. И тут навстречу мне выбежал украшение степи первобытный сайгак. Он остановился прямо передо мною. Я нарвал травы и подойдя к зверю, стал его кормить прямо из своих рук. Сайгак, прияв моё угощение, вдруг спросил меня человеческим голосом:
– Что тебя так тревожит мой дорогой друг? Почему глаза твои не веселы?
Я ответил зверю, что мне грустно от того, что порок торжествует над добродетелью, а зло — первое начало, которое управляет этим миром, и поэтому я и впал в безутешную задумчивость. Я не знаю, как я смогу выжить сейчас в этом мире, где всё столь плохо несправедливо устроено. Я не знаю, что мне делать, чтобы спасти свою жизнь и свою душу. Я потерял надежду на лучшую жизнь.
Сайгак посмотрел на меня своими огромными печальными глазами и сказал, что он знает, как вылечить меня от мрачной грусти, томящей моё сердце. «Друг, — сказал он, — пойдём со мной, я покажу тебе одно место и докажу тебе, что рано или поздно добро восторжествует над злом». Я согласился. Сайгак повел меня за собой и скоро мы оказались у одного небольшого водопада, лившегося на дикую скалу, и спросил, что он думает об этом водопаде и камне. Но я, погружённый в задумчивость, молчал.
Тогда сайгак, ухватившись за рукав рубашки, обвел меня вокруг скалы, указывая на расщелины, особенно на большую скважину, пробитую каплями водопада в середине камня. «Граниту этому более ста лет, он был вдвое больше чем теперь, но вода слабыми каплями раздробила его до половины. Дикая скала эта изображает добро и зло. Добродетель способна истребить, измолоть и стереть порок точно так же, как вода стёрла эту скалу. Но каждый, кто бы он ни был, способен быть струёй, каплей в соотношении к этому водопаду. Так и наши добродетели могут быть даже небольшими каплями, но которые также будет способствовать истреблению зла. Возвращайся к жизни мой друг и помни, что настанет день беспрерывной и вечной добродетели, и тогда мрак сожжётся лучами немеркнущего света», — проникновенно сказал сайгак мне, но из глаз у него в этот момент потекли обильно слезы, и он, стесняясь, слез, стал медленно уходить вдаль.