Слава России
Шрифт:
– Тебе тоже не спалось нынче, отче? – Яков прищурился – восходящее солнце ударило ему в глаза. – Отец сказывал, что перед боем не должно бодрствовать, но спать крепко, чтобы набраться сил.
– Сил можно набираться не только сном и пищей, – улыбнулся бывший воевода. – Здесь неподалеку живет дивный отшельник, уже двадцатый год не покидающий своей пещеры и проводящий все дни в молитвах, подобно древним столпникам, пустынникам… Он позволил мне на одну ночь разделить его уединение и подвиг. И это, сын, много лучшее укрепление силам, нежели всякий сон!
Солнце уже озарило землю своими благословляющими лучами, клочья тумана поспешно-боязливо расползались
– Разделим трапезу и помолимся Царице Небесной. Днесь Рождество Ее, и Она, благодатная, не лишит Христову рать своего покрова, – тихо сказал Пересвет, извлекая из-под плаща просфору.
Просфора и холодная, сладкая ключевая вода – таков был завтрак воина-схимника. Воину-отроку, немало проголодавшемуся за время утренней прогулки, показалась эта трапеза слишком скромной, но он, укорив себя за чревоугодие, смолчал. Бывший воевода, однако, отгадал его мысли, рассмеялся добродушно:
– Не бойся, друже, в лагере будет тебе и похлебка горячая, и сухарь ржаной. И чтобы съел все! Ты дитя еще, не смущайся, что не ко всякому подвигу способен. Невозможно отроку обладать силой богатыря, во многих битвах ратовавшего. То же и с постами и иными подвигами. Всему свое время. А поторопишься по ревности горделивой и надорвешься: грех выйдет и беда.
Утешили Якова слова сии. И, опустившись вслед за Пересветом на колени перед восходящим солнцем, он, так же как и схимник, положил двенадцать земных поклонов, коснувшись челом прохлады росистых трав, и погрузился в молитву, изредка обращая взгляд на славного богатыря. Тот точно бы обратился в изваяние, устремленное к небу. Кажется, и взлетел бы ввысь, да тяжелые латы не пускают. На лице его, разгладившемся, просветленном, нельзя было угадать ни тени усталости. Он был полон сил и веры в грядущий день, долгожданный и вымоленный всеми русскими святыми.
– Сохрани, Господи, люди твоя! – возгласил могучий бас.
– Аминь, – заключил негромкий ломкий отроческий голосок.
3
Брат Ослябя против был, чтобы сын его в поход шел. Куда колоску зеленому на этакую битву ратиться! Ведь никогда еще не приводилось ему в бою быть. Но отрок упрям оказался.
– Пусть старцы немощные да младенцы с бабами на печи сидят, когда судьба Земли Русской решается! – воскликнул горячо.
И нечего отцу было возразить на то. Зелен колосок, а все воин уже. А воину за бабьим подолом остаться, когда великая брань грядет – срамно! Пройдет время, спросят внуки: а где ты, дедушка, был, когда князь Дмитрий Иванович с Мамаем бился? А дедушка глаза отведет: сидел, мол, на завалинке, ворон считал, пока другие мужествовали.
Так и пошел Яков с ратью княжеской к Дону. Всю дорогу, на каждом привале учили Пересвет с Ослябею ретивого отрока, как с мечом да копьем управляться ловчее. Добрый ученик оказался, быстро и с азартом перенимал науку ратную. Глядел на него Пересвет и думал, что не в обитель мирную путь сему отроку лежит, при такой резвости натуры не выдержать иноческого послушания, заиграет молодая кровь, затребует жизни, и мукой тогда обернутся данные по увлечению обеты…
Сам Пересвет в яковлевы лета об иночестве не помышлял. Влекла его с младых ногтей стезя бранная. Да и как иначе? Во всех играх детских был он первым – и в кулачном бою, и на мечах, и в метании копья. Конь, даже самый буйный, смирялся под ним… С ранних лет храбровал Пересвет в походах и сражениях, рано окреп телом и закалился душой. Но душа человеческая уязвимее
С юных лет была у витязя зазноба – красная девица Ульяна Никитична. И пировать бы на свадьбе веселой, и вкушать бы мед земного блаженства, если бы не отец Ульянушки. С давних пор завелись которы меж ним и отцом Пересвета, да столь непримиримы сделались они, что отдал родитель дочь другому молодцу, не о счастье ее, но лишь о своей обиде помышляя…
Вернулся Пересвет из очередного похода, а суженая ненаглядная уже чужой женой сделалась. С той поры саднило душу жестоко. И тем яростнее становился витязь в сражениях, в них избывая горькую обиду. Службой славною сделался он воеводой брянской земли. Был воевода любим войском и обласкан брянским князем Дмитрием Ольгердовичем. А только не было в том успокоения душе.
Раз, будучи с князем в земле Переяславской, случилось Пересвету беседовать с жившим в том краю богомудрым старцем. Дивна была речь Божия угодника! Точно бы самую душу вынул он из груди, омыл живительной ключевой водою, от всех язв и чирей очистил ее да с тем обратно вложил, всякую боль исцелив.
Тут-то и понял богатырь, что не лежит его сердце больше к мечу, не стремится к бранной славе, но жаждет лишь единого на потребу, той благой части, что не отнимется у избравшего ее… Постриг он принял в ростовском Борисоглебском монастыре, где свела его судьба с другим постриженником – Родионом Ослябей, ставшим Пересвету названным братом, другом духовным, с которым впредь не разлучались они. Вместе постриг приняли, вместе перешли в Свято-Троицкую обитель, где сподобил Господь разделить труды преподобного Сергия. И, вот, теперь обоих призвал Всемогущий вновь опоясаться мечами, вновь не единым крестом, но и копьем защищать родную землю…
– Мир вам, братья мои, твердо сражайтесь, как славные воины за веру Христову и за все православное христианство с погаными сыроядцами! – таково было благословение святого игумена.
Ликовало сердце Пересвета. Вся Русь собралась, забыв былые распри, на битву с врагом. Князья Мещерские, Костромские, Белозерские и Ярославские, Владимирские, Елецкие, Муромские, Полоцкие… Даже литовские! И брянский Дмитрий Ольгердович тут же был, впервые за долгие годы привелось бывшему брянскому воеводе свидеться со своим князем. Восхищался тот, озирая русские полки:
– Не бывало еще на Руси столь устроенного войска! Войску царя Македонского подобно оно!
К тому времени, как Пересвет с Яковом возвратились в лагерь, там уже не осталось и помина дремотного. Все ожило, все готовилось к бою. Последний раз начищали и оттачивали оружие, последний раз проверяли подпруги коней…
– Христос посреди нас! – раздался радостный голос Осляби, и он земно поклонился Пересвету.
– Есть и будет! – откликнулся бывший воевода с ответным поклоном.
Похристосовались, поздравляя друг друга с Рождеством Пречистой. Мягкое, редкой белесой бородкой обрамленное, лицо Андрея лучилось.
– Ну, брат, постоим нынче за Землю Русскую! – сказал он счастливо. – Не думал, что доживу до такого дня! Божие благословение всем нам – видеть то, о чем грезили еще деды и прадеды наши!
– И быть еще в силе, чтобы не только видеть, но и биться самим!
– Воистину так!
Войско, меж тем, строилось в боевые порядки. Взмыло ввысь, рея на ветру, багряное знамя с образом Спаса Нерукотворного. Князь Дмитрий Иванович пал перед ним на колени и, перекрестясь размашисто, воскликнул: