Слава России
Шрифт:
Когда-то похожей жестокой расправе подверг Борис Годунов бояр Романовых, и в годы младенческие будущий Царь Михаил Федорович с лихвой хлебнул и сиротства, будучи отлучен от родителей, и лишений, и унижений, находясь в ссылке на Белом озере. Но не дрогнуло сердце Государево, когда по оговору злодеев, иные из которых екшались и с ляхами, и с ворами, но, несмотря на то, по знатности родов своих оставлены были при дворе, обрек таким бесчеловечным мукам семейство, которое уже и без того претерпело много горя во вражеском плену.
Жгла эта несправедливость сердце Алексея, и во всю дорогу до дома не проронил он ни слова. Молчал и отец, погрузившись в те же тяжкие
***
Своей цели юный Алексей Шеин добивался всегда. 14-ти лет по смерти родителя унаследовав от него должность стольника, он уже пять лет спустя был назначен воеводою в Тобольск, а оттуда еще через два года переведен в Курск. Царевна Софья, сделавшаяся правительницей при малолетних братьях, Петре и Иоанне, жаловала молодого воеводу и возвела его в боярское звание. Под началом любимца ее, князя Василия Голицына, Алексей участвовал в двух Крымских походах, командуя Новгородским полком. Походы те не принесли успеха, ибо войско русское немало отстало от своего века, а сами кампании были худо подготовлены.
Понимая это, все больше тяготел Шеин к подрастающему Царю Петру. Этот не по годам смышленый отрок свои потешные полки обучал на манер европейский и вместе с ними учился сам. Эти-то полки, Семеновский и Преображенский, из потешных обратившиеся в первые полки заново устрояемой русской армии, несколькими годами спустя повел Алексей в поход на Азов, взятием которого грезил молодой Государь, к тому времени утвердившийся на престоле и отправивший в монастырь едва не отравившую его в жажде власти сестру.
Азов еще более полувека назад брали казаки, но в ту пору русское правительство не готово было оказать им поддержку и удержать важную для обороны южных рубежей России крепость. Казаки ушли, а молодое русское войско с первого захода расшибло себе лоб об азовские стены. Петр поспешил, предприняв сей поход без достаточной подготовки. Однако, Царь был из тех людей, что учились на собственных ошибках и из своих неудач ковали свои будущие победы. Для взятия Азова нужен флот? Превосходно! Значит, построим флот и возьмем Азов!
Для того, чтобы построить флотилию для нового похода на турецкую цитадель Петру понадобился всего лишь год. Своих моряков порядком еще не воспитали, и командовать флотилией взялись сам Царь, скромно носивший звание и имя бомбардира Петра Михайлова, и его давний наставник в ратном деле Франц Лефорт. Сухопутное же войско, вдвое увеличенное за счет казаков, калмыцкой конницы и холопов, получавших вольную при записи в солдаты, всецело вверено было Алексею. О казаках Шеин особенно ходатайствовал перед Царем. Хорошо зная казаков сибирских, памятую пусть и разбойную, но поразительную ратную доблесть разинцев, он не сомневался, что сии природные воители и теперь способны одни овладеть Азовом, как их предки.
– Жалую тебя, Алексей
Генералиссимус – чуднОе для русского слуха слово, доселе неслыханное, и того гляди язык об него сломаешь. Но Петр питал слабость к иноземным словесам, к европейским нарядам и обычаям. Душно и тесно было этому гиганту в патриархальных, жарко натопленных стенах русской избы, жаждал он устроить унаследованный от прародителей дом по-новому. Иной раз и до смешного доходило пристрастие, но велика ли в том печаль? Генералиссимус, так генералиссимус! Пожалуй, хоть чурбаном зови – было бы дело верно поставлено!
А дело Царь-бомбардир поставил верно. Ровно два месяца понадобилось русскому войску, чтобы крепость капитулировала. Не подвели ни царский младенец-флот, ни шеинские казаки. Эти, последние, на галерах атаковали караван турецких грузовых судов в устье Дона и уничтожили 11 из них. Они же еще за два дня до сдачи Азова, не утерпев, самовольно ворвались в крепость и, засев в двух бастионах, держали оборону до победы.
Казачьих воителей Алексей, коему Государь вверил устроение своего первого завоевания, сразу решил оставить при крепости. Лучшего гарнизона для окраинных владений растущей державы не найти! Гавань же азовская показалась ему неудобной, и вместе с Петром наметили они место для гавани новой, дав и имя ей – Таганрог. В Азове же Алексей положил организовать столь необходимую России навигацкую школу.
Переполненные планами самыми великими, возвращались победители в Москву. Вкус первой большой виктории несравним ни с чем! Вкус сей пьянит и кружит голову, как самое сладкое и хмельное вино! Но, как ни опьянен был Шеин сим дивным напитком, а память своего долга жила в его сердце неотступно. Накануне вступления в столицу, где к встрече победоносного войска возвели триумфальные ворота и готовились пышные торжества, генералиссимус отправился в Троице-Сергиеву Лавру. Здесь похоронены были его предки, здесь лежали и отец, и прадед. У его могилы, отправляясь в поход, Алексей молился о помощи и руководстве и теперь явился с благодарным поклоном за оное…
Было теплое осеннее утро, и розовато-белая, издали похожая на праздничный пряник, Лавра казалась особенно нарядной в золотистом убранстве листвы. Пели утешно ее колокола, возвещая окончание утрени. Степенно расходился из церкви православный люд…
Опустившись на колени перед крестом оболганного и казненного предка, Алексей низко поклонился ему, коснувшись лбом холодной земли.
– Вот, видишь, дед, я сдержал слово, – тихо сказал он. – Я восстановил славу нашего имени. Ныне Государь жалует меня начальником над всем русским войском, а также богатыми дарами… Как бы я хотел разделить все это с тобой! Ведь ты более меня заслуживал и почестей, и наград. И звания… Не генералиссимуса, но воеводы Русской земли. Ты ведь и был им! И таковым знало тебя и войско, и народ русский. Недаром, когда тебя казнили, вся Москва загорелась бунтами. Русские люди не могли простить расправы с тобой. А сколькие ратные люди покинули в ту пору войско, навсегда удалившись в свои вотчины… – Шеин помолчал, задумчиво глядя на прадедов крест. – Как бы я хотел, чтобы завтра ты вступил в Москву вместе со мной, и возгласы ликования были обращены к тебе! Но ведь ты и будешь со мной? Ты, отец… Все вы незримо будете со мной завтра, и эту викторию приношу я вам и клянусь, что никогда впредь не посрамлю чести нашего имени.