Слава
Шрифт:
– Среди них у нас есть сторонники. Когда мы перенесем войну в город, остальные тоже перейдут к нам. Некоторые, может быть, и сбегут, но другие перейдут. Они не ладят между собой. У них нет веры. Тех, кого мы не можем запугать, мы сможем купить.
– Хорошо. – Волков удовлетворенно кивнул. – Очень хорошо.
– При условии, что остается в силе обещание вашего правительства, – добавил индеец. – Мы будем отрезаны от Запада после победы. Нам очень понадобится все, что вы предлагаете. Страна бедная, народ тоже беден. Больше нам никто не поможет.
– Не волнуйтесь. Запад отвернется от
Они обсудили детали: даты поставок, временные рамки, программы гражданского управления. Индеец сидел на краешке сиденья, чувствуя себя стесненно в кондиционированном салоне роскошного автомобиля. Когда водитель притормозил и высадил его у моста, индеец пошел прочь, не оглядываясь. Дорога была пуста. На развороте, откуда начинался обратный путь Волкова, послышалось шуршание шин и поднялось облачко белой пыли. Дипломат бросил взгляд через плечо на пересекающую мост темную приземистую фигурку и снова откинулся на кожаное сиденье, предаваясь мечтам. Новая Англия, думал он. Он переедет туда как раз к тому времени, когда деревья начнут покрываться багрянцем.
Лимузин плавно скользил по городу. Волков сидел с открытыми глазами, но ничего не видел. Он все еще грезил наяву. Они проехали по главной площади – новые здания из стекла и бетона вперемежку с дряхлыми величественными домами колониального стиля. Солдаты, бизнесмены, уличные торговцы, попрошайки. Магазины и кафе. Мальчик, входящий в церковь через высокую, украшенную резьбой дверь. Когда они приблизились к посольству, Волков стряхнул с себя мечтательное настроение. Он предвкушал выпивку – свой любимый «Джим Бин».
Глаза мальчика быстро приспособились к церковной полутьме. Он хорошо знал, куда идти и что делать. Привычными движениями он окропил лоб водой и преклонил колени, потом прошел, по широкому центральному проходу к алтарю. С одной стороны алтаря находилось небольшое изображение Девы Марии. Высокая гипсовая фигурка с неоновым нимбом распростерла руки, заверяя грешников в своей готовности заступиться за них. Синие и белые пятна на ее одежде были яркими, будто их лишь недавно окрасили, а ее безмятежное лицо было гладким, как яичная скорлупа.
Мальчик залез в ранец и вытащил несколько монет. В церкви царило гробовое молчание, и монеты упали в деревянную коробку с громким стуком. Он взял свечу и зажег ее от одной из тех, что стояли перед Мадонной, потом подошел к скамье прямо перед алтарем и преклонил колени в безмолвной молитве, сложив ладони и опустив глаза. Он прислушался. Вокруг все спокойно, только в углу тихонько молятся три старухи, которые начали свою литанию еще до того, как он вошел. Их хриплое пение поднимается вверх и несется под купол церкви.
Минуту спустя мальчик опустил руку и что-то достал из ранца. Потом он засунул это под скамью и слегка подвинул вглубь. Когда он вытянул руку, в ней уже ничего не было. Он снова сложил пальцы и закончил молитву, потом перекрестился и пошел к выходу.
Мальчик бесшумно переступал босыми ногами. Старухи читали молитву. Руки Мадонны были просительно сложены, лицо исполнено неистощимого терпения.
Патруль кружил больше двадцати часов, но не нашел даже следа
Двое солдат напились. Владелец стереомагнитофона давал его спутникам напрокат и ревниво следил, чтобы его не надули с оплатой. Но кто бы ни включал его, из динамика все время шел хриплый металлический звук. Сонни удалось перенастроить его. Пел Сэм Кук:
Я науки учил – и не выучил.
Я французский зубрил – и не вызубрил.
Зато выучил я...
Дерьмовые Мозги перевесил автомат на спину, словно зная наверняка, что он ему не понадобится. Он рассмеялся, когда один из пьяных зацепился ногой за сучок и упал на колени. Сонни повернулся к Датчанину, собираясь сказать: похоже, что хотя бы один из этих придурков знает, что происходит. Он начал:
– Похоже, что... – И в этот момент по патрулю откуда-то сверху ударила автоматная очередь, выбив первых трех человек. Их будто поймали с помощью лассо и утащили в сторону.
Очередь из «М-16» взяла правее, в направлении «два часа». Сонни повернулся в сторону источника огня и начал стрелять влево близко к земле, делая поправку на траверс. Одновременно он отходил назад, надеясь найти укрытие. Было невозможно понять, как близко находится засада. Датчанин выпустил два автоматных рожка и одновременно с Сонни отполз по-пластунски к группе деревьев.
– Где эти сосунки? – Сонни настраивал полевую рацию.
– Не знаю. Где-то высоко. – Датчанин пытался засечь противника.
Трое мертвецов валялись рядом с дорожкой, остальные залегли в двадцати метрах и открыли беспорядочную пальбу. Они оказались под ураганным огнем гранатометов.
– Что это за хреновина? – Сонни вытащил антенну и наклонил ее назад, чтобы противник не заметил ее.
– Гранатометы. Они достают досюда.
– На три сотни метров?
– Пожалуй, даже на четыре.
– Дьявольщина! – Сонни вгляделся в даль. – Они подтянули снайперов. – Он снова опустил голову и начал говорить по рации.
Обстрел не прекращался, оглушающий рев автоматического оружия заполнял воздух. Словно строилась стена огня, под прикрытием которой противник должен начать атаку. Сонни различал стук «ЛМ-6».
– Ну и кого, по их мнению, эти мудаки убивают?
Датчанин покачал головой.
– Они ни черта не видят.
– Знаю. – Сонни вернулся к рации. Он не мог сообщить ничего, кроме собственных координат, и, когда через пятнадцать минут прилетел «Ф-4Ф», это было только для проформы. Пилот облетел район, потом быстро развернулся и зашел на второй круг. На дальней стороне холма встал человек с гранатометом на плече. Он стоял, широко расставив ноги, следя в прицел за самолетом, пока тот не полетел прочь и не показал турбины. Тогда человек выпустил ему вдогонку снаряд.