Славка с улицы Герцена
Шрифт:
– Ты, кажется, обещал сделать звездочки для ведер. Где они, а?
– Я же не умею делать такие, с шестью концами, – беспомощно буркнул я.
– Речь и не шла о таких, не выкручивайся. Вполне годятся твои «самолетики».
Но я выкрутился:
– Конечно! Я и хотел! Но заноза же воткнулась!
Я загнал щепку в ладонь, как раз когда отрывал дранки от обшитой фанерою задней стены сарая. Именно для этих самых звездочек. Только мастерить я их собирался не для Людмилы, а для себя. Ради замечательной игры!
Делать
Звездочки сплетались из пяти деревянных полосок. Они получались такие же, какие мы привыкли рисовать в тетрадках и на заборах. Прямыми штрихами: раз-два-три-четыре-пять, и получается звезда с пятиугольником посередине. И смастерить такую – не труднее, чем нарисовать.
Переплетенные дранки держались довольно крепко. Но для большей прочности мы связывали концы нитками. Тогда звезду можно было с размаха запускать в воздух. Дядя Боря сказал, что такой игрой он занимался в собственном далеком детстве.
Мой приятель Семка Левитин не поверил:
– До революции таких звёздов не было, они же советские…
Но дядя Боря разъяснил, что пятиконечная звезда – очень древний знак. Его даже волшебники использовали в старинные времена.
Видимо, звездочки в самом деле были малость волшебные. Ну, одно слово – самолетики. От легкого броска они взмывали высоко-высоко и кругами реяли над простором нашего двора. А сделанные наиболее удачно даже возвращались после полета к ногам хозяина. Дядя Боря сказал, что это «эффект бумеранга”.
Взрослые сперва ругались, но потом увидели, что легонькие «самолетики» безопасны для стекол. Успокоились. А вскоре нашли таким звездочкам и свое применение. Приспособили класть их в ведра, чтобы вода не плескалась, когда несут с водокачки. Раньше для этого использовались фанерные диски или крестовины из лучинок, а тут оказалось: драночные звезды лучше всего. И смастерить легко, и «держат» воду отлично.
Людмила все просила; «сделай» да «сделай». А я все обещал да обещал.
– Заноза не помешала тебе смастерить звездочки для себя, – напомнила старшая сестрица.
Она была ужасно дотошная.
– Я же сказал: сделаю!.. Смотри, очередь подходит.
Сперва набрала воды в ведра Людмила. Потом Николай. Я собственноручно опустил в ящичек копейку. И подставил под трубу бидон.
Толстая струя ударила в алюминиевое дно так, что ручка бидона едва не вырвалась из ладони. Посудина загудела и наполнилась моментально. Вода захлестала через край. Брызги окатили меня с ног до головы. Вообще-то в жаркий день это даже приятно. Однако я отскочил и показал окошку с ящичком мокрый кулак.
Дело в том, что за стеклами маячило девчоночье лицо. Круглое, усыпанное крупными, как горох, веснушками. Обычно у окна дежурила пожилая скучная тетка, а сегодня смотрите-ка! Дунька конопатая! Годами не старше меня, а уже какая нахальная! Взяла и забрызгала незнакомого человека!
Она смеялась и смотрела на меня, расплющив о стекло пятнистый нос. Я повертел кулаком – увесисто и обещающе попадись, мол. Девчонка отодвинулась и покапала язык. Но… не просто его высунула, а трубочкой.
Когда язык показывают лопатой («Ы-ы-ы!»), это явная вражда и вызов. А если трубочкой – тут наполовину игра. Вроде бы и дразнилка, и в то же время вопрос: «А ты так умеешь?»
Я умел и тут же продемонстрировал это. Мало того! Я поставил бидон и состроил страшную рожу, оттянув пальцами нижние веки.
– Бэ-э-э…
Девочка удивленно замигала. И конечно, все это наше общение прервала Людмила:
– Ты и здесь ухитряешься вредничать! Зачем дразнишь девочку? Людей задерживаете! Идем…
На прощанье я хотел снова показать конопатой вредине кулак, но ладонь почему-то не сжалась, и я помахал растопыренными пальцами. Можно было понимать как хочешь. И «подожди, поймаю», и «до встречи»…
Весь день мне было радостно. Через груду гнилых опилок я пробрался за дровяной сарай, надрал там от фанеры тонких полосок и сделал пять звездочек – четыре для ведер и одну для игры. Мой «самолетик» оказался замечательным. Летал высоко и после каждого запуска возвращался к моим босым, заляпанным грязными брызгами ногам. Приятели – Семка Левитин, рыжий Толька и Амир Рашидов – завидовали, но без досады, по-хорошему.
Наигравшись «самолетиками», мы погоняли в траве тряпичный мяч, потом сделали из консервных банок фашистский танк и разбомбили его кирпичами… В общем, интересных дел хватило.
А в перерывах среди игр я отходил в сторонку и радовался жизни в одиночку. Всяким мелочам радовался. Приятно было провести ступней по желтой головке одуванчика – мягкая щеточка лепестков так славно щекотала кожу. Хорошо было и потоптаться на шероховатом свежем срезе могучего березового чурбана (соседи у сарая пилили дрова). Или выбраться из оконца на железный навес крыльца и попрыгать на горячих от солнца кровельных листах…
И все это время я ловил себя на ощущении, будто за мной подглядывает – сквозь репейники, или из-за угла, или в щель забора – веснушчатая девчонка. Это и смущало меня, и веселило.
На следующее утро я взял бидон и пошел к водокачке один. И вот удача-то! Народу – никого, а за стеклом опять маячит круглое конопатое лицо.
Я подставил бидон. Большим пальцем показал: лей.
Девчонка встала на подоконник. Она была в куцем, белом с коричневыми листиками платьице. Ее коленки прижались к стеклу, образовав два плоских бледных кружочка. Она открыла форточку и высунула голову с тощими желтыми косицами.
– А деньги?
– Я вчера копейку дал! На полное ведро! А тут всего полведра! Лей за вчерашнее!