Славное имя
Шрифт:
Весной солнце уже начало светить по-другому, заметно потеплело. Солнце стало светить весело и радостно. В полдень с крыш стала сыпать капель, под крышами образовывались хрустальные сосульки. Снег посерел и уплотнился.
В первые дни Ники думал, что боль от случившегося отойдет от него, но этого не произошло, она продолжила терзать его душу и сердце. При этом Романов старательно старался не показывать свое состояние на людях и перед своими родными. Но что бы ни думал, что бы ни делал Романов, жизнь шла своим порядком.
В
Керенский, улыбнувшись, добродушно представился:
– Здравствуйте, Николай Александрович, я новый министр юстиции.
– Здравствуйте, Александр Федорович! – Романов, окинув фигуру Керенского веселыми глазами, добродушно улыбнулся и крепко пожал его руку.
Дети, не скрывая интереса, разглядывали Керенского. Его лицо выражало полное удовольствие. Он предстал перед Романовыми внешне сдержанным и собранным. Александру Федоровичу очень хотелось блеснуть перед Романовыми политической принципиальностью и хладнокровием. Между недавними противниками завязалась беседа.
– Моя семья: жена, сын и две старшие дочери, – в тихом голосе Ники не было ни злости, ни раздражения. – Другие две дочери сейчас больны, но если вы захотите, то тоже сможете увидеть их.
– Нет, нет, не стоит беспокоить больных детей. Я с ними в другой раз повидаюсь.
Министр юстиции беспрестанно теребил рукой пуговицу явно не зная, как ему вести себя в присутствии царских особ.
– Как ваше здоровье? Как чувствуют себя дети? – участливо спросил Керенский, глядя на бывшего царя с чувством большого уважения.
– Не беспокойтесь у нас все хорошо, – словно не замечая его неловкости, ответил Ники.
Керенский с невольной симпатией смущенно продолжил расспросы:
– Имеются ли у вас ко мне жалобы, претензии, пожелания. Может быть, у вас есть нужда в чем-нибудь?
– Мы ни в чем не нуждаемся, – сдержано отозвался Ники, и его губы растянулись в вынужденной, слабой улыбке.
Керенский повернулся лицом к Аликс.
– Английская королева передает вам привет и очень интересуется вашим здоровьем.
– Спасибо, я чувствую себя вполне сносно, – ответила Романова, хотя к этому времени она была уже глубоко больной женщиной, в этой связи все досужие сплетни о возможной связи с Распутиным выглядят откровенной ложью.
Керенский, развернувшись к Ники, из вежливости широко улыбнулся:
– Не беспокойтесь ни о чем, я обеспечу вашей семье хорошее отношение.
– Спасибо, Александр Федорович!
В эту минуту было хорошо заметно, что министр юстиции всеми силами старается сопротивляться первому поспешному чувству, но бывший царь ему определенно
– Как дела на фронте, Александр Федорович?
– Русской армии сейчас очень трудно на фронте, – досадуя, поморщился Керенский.
– Будем надеяться, что скоро все направится, – тяжело вздохнул Ники, и вдруг попросил: – Дайте мне полк, я буду биться за Россию.
Однако Керенский оставил просьбу Романова без удовлетворения.
“На нет и суда нет. Придется изыскивать какие-то иные пути“, – подумал про себя Ники.
Государыня, оглядев непрошенного гостя строгим пытливым взглядом, хотела что-то сказать ему, но не произнесла ни слова. Ей не по душе пришелся новый министр юстиции.
Керенский, поклонившись, покинул Романовых, отметив про себя, что бывший царь очень добрый, простой и может легко очаровывать людей. Еще его поразил чистый свет синих глаз Романова. Впрочем, многие отмечали в Романове удивительные черты характера. Он обвораживал всех, с кем его сталкивала судьба. Ники от рождения унаследовал от отца сдержанность и спокойствие, а от матери исключительное обаяние. Он имел открытый и жизнелюбивый характер.
Вскоре, Романовых, не смотря на обещание Керенского, резко ограничили в свободе и в связи с внешним миром. Вся корреспонденция, приходившая в адрес царской семьи, стала проходить через руки дворцового коменданта. После ареста каждый шаг, каждое движение перестали принадлежать Романовым, ими стали распоряжаться другие люди. Царской семье разрешалось только гулять в парке с утра до вечера, работать на огороде или кататься на лодке.
В свободное время Ники читал английские, французские журналы или русские газеты, где было написано много лжи и неправды про него и жену. Иногда солдаты или офицеры даже специально подкидывали Романовым газеты с отвратительными статьями и тайно наблюдали за ними, какое впечатление это произведет. Романов, читая грязные статьи, прекрасно понимал, что это же читает весь русский народ, и что ложь на многие годы вперед станет правдой. Но, испытывая сильные мучения Романов, все же надеялся, что со временем шелуха лжи отвалится и останется только сущая правда. Вместе с этим государь переживал и о будущем России. Его волновала судьба русского народа и русской армии. Он часто делился своими впечатлениями о событиях в стране со своими приближенными, и они разделяли с ним эту боль.
В конце марта Александр Федорович снова навестил Царское Село. После приветствия и дежурных слов Керенский сразу же перешел к делу.
– Люди требуют, чтобы мы посадили вас вместе с семьей в Петропавловскую крепость.
Ники вскинул на Керенского удивительно синие глаза, по его лицу промелькнула черная тень.
– Кто требует? Зачем? Какая глупость! Мне кажется, что Романовы делают все, чтобы успокоить ситуацию в стране.
Заметив в глазах Романова удивление, и растерянность и испытывая от этого полное удовольствие, Керенский торжествующим тоном продолжил: