Славное море. Первая волна
Шрифт:
От Мити Антонина Петровна отправилась к дальнему родственнику Гены Ивану Демидовичу Вагину.
Жарко. Река рядом, но прохлады от нее нет. Легкое, чуть заметное движение воздуха шло не от реки, а наоборот, с суши на реку, и город изнывал под солнцем.
Гена томился больше других. Он не у дела. Нельзя же называть настоящей работой то, что он с утра полил огородные гряды, убрал в доме. Не это ему нужно. И мать ждет от него не этого.
В доме прохладней. Он сидел у окна и смотрел во двор. Сонные куры убрались в прозрачную тень сарая. Одна белая курица не смогла добраться до тени и, расслабленная, валялась прямо под солнцем.
Он медленно думал о странном явлении: на Севере зимой известные всему миру лютые морозы, а летом нестерпимая жара.
О якутских морозах пишут много, о летней жаре мало.
Этот вопрос давно занимал Гену. Он прочитал много статей и книг о Севере. Попадались среди них и такие, что вызывали смех и досаду. Доверчивые редакторы порой принимали на веру досужий вымысел и печатали его.
Достал с полки два зачитанных журнала. И журналы разных лет, и авторы разные. А статьи о Якутии в них одинаково далекие от правды.
В одном писали, что уже в ноябре в Якутии начинаются страшные морозы, жизнь кругом замирает. Население готовится к этому заранее: запасают в дом топливо, воду, продукты, а потом люди закрываются и не выходят из дома целых два месяца. Ясно, что автор никогда не бывал в Якутии, иначе он бы знал, что в школах ни на один день не прекращаются занятия из-за холода.
В другом журнале не пугали читателя страшными морозами, зато живописно рассказывали, как якуты живут в ярангах и как они раньше кочевали по всему Северу. А ведь якутская юрта совсем не похожа на чукотскую ярангу. Да и не кочевали якуты — это самый оседлый народ на Крайнем Севере.
Незаметно в открытую дверь вошел пожилой мужчина, одетый в светлую рубашку-безрукавку. Вошел торопливо, явно не собираясь долго оставаться в доме. Зорко оглядел комнату, будто отыскивал и не мог отыскать глазами то, что ему было нужно.
— Ой, Иван Демидович! — узнав гостя, обрадовался Гена. — Проходите, пожалуйста, садитесь.
Двоюродный брат матери Иван Демидович Вагин приходился Гене дядей, но он всегда называл его только по имени и отчеству.
— Сидеть-то мне некогда.
Иван Демидович подошел и с маху положил руку на плечо Гены.
— А где Надя?
— Отдыхает в лагере.
Но Иван Демидович, казалось, не слышал его. Заложив руки в карманы, молча прошелся по комнате.
— А мама?
— Работает.
— Уже вышла? Не могла отдохнуть в таком горе. Гена тяжело вздохнул.
— Не на что жить. Только ее заработок. Иван Демидович сердито покосился.
— А что ты решил?
Геннадий покраснел и отвел глаза.
— И я пойду работать.
— Когда? Мать у человека одна, ее беречь надо. Лицо у Геннадия покраснело еще больше. Он угрюмо ответил:
— Я уже искал работу, нет ничего подходящего…
— Все знаю, — перебил его Иван Демидович и сел на стул у края стола.
— Что значит, нет подходящей? Это где много платят и не нужно много делать? Не слыхал про такую.
— Так я же учился десять лет! — почти крикнул Геннадий.
— Так, понятно. Значит, один только ты и учился?
Геннадий ничего не ответил. Он искренне не понимал, почему Иван Демидович говорит с ним так сердито.
— Ты что ж, специальность хорошую имеешь? Может, сноровка к какому делу есть, а тебе не ту работу дают?
Гена непроизвольно вздрогнул, словно его ударили.
— Если ты добрый сын — пойдешь на любую работу. Для матери можно это сделать. Мать для тебя на большее всегда шла. А работа — она что ж, присмотришься, может, и полюбится.
Помолчали. Иван Демидович видел, как взволнованно и часто поднималась и опускалась грудь юноши.
— Ну как? — спросил он уже мягче.
Гена подошел к столу, резко сдвинул на другой конец забытые журналы и, положив на стол крепкие кулаки, сказал:
— Завтра обязательно схожу еще раз на комбинат, к строителям, к дорожникам, а потом в порт. Может, грузчиком возьмут.
— Грузчиком ты еще молод… Есть у меня одно место на примете. Только канительная работа. И начальства над тобой будет много. Хватит ли терпения всех слушаться?
— Начальство все одинаковое, — сказал Гена, и глаза его посветлели. — А к дисциплине нас в школе приучили. Там за нами еще больше глаз было.
— Школа и работа — это не все равно. Если бы на работе было легче, вас бы к ней так долго не готовили…
— Может быть… — согласился Гена.
— Меня назначили боцманом на теплоход «Полярный», — сказал гость.
— Ну, я боцманом не гожусь. — Гена разочарованно махнул рукой.
— Я тоже так думаю. Для этого надо опыт иметь. К тому же двух боцманов на теплоходе и не нужно. Но там есть еще место палубного матроса. Работа канительная. И ты самый младший чин. Будешь палубу мыть?
— На все согласен, — решительно махнул Гена.
— Что ж, ладно! — вставая, сказал гость.
— А «Полярный» тоже пойдет в Арктику?
— Конечно. Для того и строили. Самое крупное судно в нашем управлении.
— А может, откроем что-нибудь в Арктике, а?.. Боцман нахмурился.
— Я тебя не в экспедицию, а на работу приглашаю. И еще неизвестно, чье дело труднее: тех, кто открывает, и. ш наше, кто осваивает Арктику.
Он сразу заторопился уходить и уже у двери напомнил:
— Завтра с утра приходи на теплоход. Прямо к капитану. Может, возьмет.
Глава третья
Утром Гена подымался по трапу на борт теплохода «Полярный». У трапа его остановил вахтенный, молодой круглолицый парень.