Славянский «базар»
Шрифт:
– С ней все в порядке. Ты следил, не привел ли я «хвост»?
– Не пришел ли «хвост» за тобой, – Карл скупо рассмеялся, – выкладывай.
Особо хвалиться было нечем, разве тем, что удалось выяснить, – люди Мальтинского сидят в офисе Малышева. Карл вертел в руке телефон, украденный Буниным у Петровича:
– Значит, он тебе за него три сотни предлагал?
– Думаю, заплатил бы и четыре.
– А ты не отдал?
– На хрен его послал.
– Ну и дурак, – Карл включил записную книжку телефона.
– Я оттуда все телефоны переписал, – похвастался Бунин, – подумал,
– Уверен, что все?
– Все, что нашел. Все записаны под именами и погонялами.
– А тебе не пришло в голову, что по этой хреновене тебя вмиг вычислят?
Бунин почувствовал, как спина у него за одну секунду покрылась холодным потом.
– Если тебя еще не пасут, то только потому, что посчитали, что ты польстился на крутой мобильник. Не восприняли всерьез. Зря ты его не отдал за деньги. Тогда бы про тебя просто забыли. Выброси эту дрянь и больше не вспоминай о ней.
Бунин осторожно, как змею, держа перед собой двумя пальцами, понес телефон к урне, и в этот момент тот разразился трелью. Девушка и парень, стоявшие неподалеку, тут же повернули головы на звук. Николай смотрел на аппарат, и не знал, что делать. Выбрасывать телефон в такой момент было глупо. Он нажал кнопку:
– Алло.
– Еще не продал? – послышался насмешливый голос Петровича.
Бунин растерялся, но всего на несколько мгновений.
– Никто больше трех сотен за него давать не хочет, – сказал он, – поэтому я согласен вернуть за четыре.
– Слишком круто.
– Хочу компенсировать моральные издержки.
– Черт с тобой, приноси в офис, получишь свои деньги.
– Нет уж, место назначаю я…
Николай прохаживался по аллейке парка, в темноте следовало быть осторожным, того и гляди, подвернешь ногу на выбоине в старом раскрошившемся асфальте. Фонари почему-то освещали не столько дорожку, сколько газон, широкой полосой отделявший ее от высокой старомодной железной ограды с частыми прутьями. Людей в парке почти не было видно, лишь в темной глубине чувствовалось присутствие жизни. Слышались негромкий, незлобный мат, звон стекла. Старый парк, лишенный аттракционов и летних кафе, давал приют любителям недорогой выпивки под ночным небом.
Бунин успел узнать много поучительного из незамысловатой жизни москвичей, устроившихся распить бутылку-другую в парке. Молодой сантехник, работавший в домоуправлении, жаловался столяру на коллегу, за то, что тот сбивает ему расценки, соглашаясь ремонтировать краны за банальную бутылку.
– …алкаш долбаный, не понимает, что у меня сын на платном отделении учится. Каждая копейка на счету. Что я, жене бутылки вместо денег вечером принесу? Ему б только нажраться. Хрен с ним, наливай…
Самого сантехника и столяра Николай не видел, те уединились в зарослях и, судя по обильному мату, забыли, что сидят не в безлюдном лесу. Чуть подальше, у живописно разросшихся кустов шиповника, расположилась на двух пеньках пара любовников – худощавая длинноволосая брюнетка в брючном костюме и лысеющий толстяк. Между ними на газетке стояла бутылка неплохого вина, два одноразовых стаканчика и порция картофеля фри в пластиковой тарелке, купленная в киоске на стоянке. Казалось, что каждый из них только и ждет, когда выскажется собеседник, и тут же говорит о своем, наболевшем:
– А моя только и знает, что деньги из меня тянуть. Каждый день утром слышу: «Ты деньги мне оставил?» – последние слова мужчина проговорил высоким писклявым голосом, передразнивая «свою». – На что она, дура, их тратит?
По ту сторону ограды к тротуару подрулил джип. Петрович выбрался из-за руля и огляделся – в его глазах мелькнуло разочарование.
– Эй, – негромко позвал Бунин, подойдя к ограде вплотную.
– Конспиратор, блин, – зло осклабился Петрович.
Николай отступил от масляно поблескивающих в свете фонаря прутьев ограды, теперь Петрович, даже если бы захотел, не мог дотянуться до него рукой, но тот и не пытался.
– Телефон с тобой?
Бунин продемонстрировал трубку – нежно-сиреневым светом вспыхнул экранчик.
– Жалко отдавать, вещь хорошая, но если деньги покажете…
– Чем-то ты мне даже нравишься. Наглый очень. Далеко пойдешь, если не нарвешься.
В пальцах Петровича хрустнули купюры.
– Меня кинуть сложно. Не фальшивые?
Эфэсбист развел деньги веером.
– Четыре, как и договаривались. Ты, парень, начинаешь меня злить. Я человек занятой, и время мое тоже стоит денег. Не зли меня. Нарываешься.
Под пиджаком угадывалась подмышечная кобура, Петрович ее и не прятал. Бунин осторожно приблизился к ограде, предупредил:
– Берем в одно касание. Вы – телефон, я – деньги. И расходимся. Раз, два…
На счет «три» так и получилось. Первым делом Петрович проверил телефон, есть ли в нем карта.
– Я могу торговаться, но не обманываю.
– Мужик сказал – мужик сделал? – ухмыльнулся Петрович, вешая телефон на ремень.
– Мы в расчете.
– Еще нет, – скосил глаза Петрович, – посмотри направо.
Николай машинально глянул туда, куда указывал взгляд. По аллейке торопливо шел мужчина в легкой куртке. Испытывать судьбу Бунин не стал. Он рванул, что было сил, через кусты – в глубину парка. Колючие ветки больно оцарапали лицо. Выставив руки перед собой, Николай проломился сквозь заросли на полянку. Прямо на траве сидели двое мужиков и таращились на него, между ними лежала пустая бутылка из-под водки, вторую один из них прижимал к груди.
– Охренел, что ли? – пробасил мужик с бутылкой в руке, и Бунин тут же узнал голос сантехника, – если отлить заскочил, то проходи дальше.
Николай прислушался – никто за ним не гнался:
– Развел, сволочь.
Сантехник пожал плечами и тут же потерял к Николаю всякий интерес. Бунин выбрался на аллейку и, уже не торопясь, побрел к выходу из парка. Петрович проехал мимо главного входа, даже не посмотрев, кто выходит и заходит в ворота. Ему было не столько жаль потерянных денег, как обидно, что какой-то сопляк сумел его «поставить на бабки». Импровизированный розыгрыш с мужиком на аллейке немного скрасил промах. Но факт оставался фактом, из портмоне улетучились четыреста «зеленых».