Славянское фэнтези
Шрифт:
Выйдя из рощи, Искрен обнаружил, что пир уже окончен — вся толпа вышла из хоромин и клубилась пестрым облаком на лугу перед воротами. И тут же его одолело предчувствие, что там что-то неладно. Отдельной кучкой стояли несколько человек, и среди них он, несмотря на густеющие сумерки, сразу различил стройную фигуру Гостейки. Рядом с ней застыла Былятиха, которую под локоть поддерживал ее рослый, плечистый муж, возле него жалась и вертела озабоченно головой Зорница. Спереди всех их прикрывал дед Жилята.
А впереди всей толпы стоял Звяга, отец Метелицы, и на лице его была написана
— Ты сам-то посмотри, откуда такое богатство! — говорил между тем Звяга, протягивая к Жиляте руку. В его загрубелой широкой ладони лежало несколько крупных округлых жемчужин, и даже в полутьме от них исходило нежное, мягкое сияние. — Да такие у самой гневославльской княгини небось все наперечет! А тут у девки простой! Какие тут Лешии, ну их к лешему! Откуда им взять столько жемчуга, да такого крупного!
— Да все же видели, все видели откуда! — вставила Лихачиха, одна из неревинских женщин. — Все видели — из ее косы вода течет и течет, ее уж поливать когда перестали, а она все течет и течет! А как наземь упадет, так жемчугом обернется! Моя девчонка подобрала такие же вон зернышки, на поле подобрала, где ее утром водили! Понятно, откуда такое! Да вы вон гляньте: и сейчас еще капает!
Все поглядели на Гостейку. Теперь она была в новой вышитой рубахе, убрана ожерельями и лентами, как полагается приличной девушке на празднике, ее волосы были расчесаны и заплетены руками Былятихи в опрятную косу с красивым косником из бусинок и медных бляшек. Но самый конец косы был влажным, время от времени с него срывались прозрачные капельки воды, и за время, что она стояла здесь, на земле возле ее ног уже скопилось семь-восемь белых жемчужин…
— А как она поет! А как пляшет! То-то ливень пошел, когда она у озера бегала! — заговорили в толпе с разных сторон.
— Не голос поет, а ветер гудит! Разве человеку такое суметь!
— Не человек она!
— Да и где простой девке такой красивой уродиться, й-и-их! — с насмешливой и страстной тоской вздохнул старик Гудила, и Гудилиха привычно дала ему по шее.
Кое-кто ухмыльнулся, но большинство лиц осталось сурово.
— А что вы растревожились, люди добрые? — внешне невозмутимо спросил Жилята. — Ну, может, она и берегиня. Не упырь же! Ну, жемчуг с волос каплет — не жабы ведь ядовитые! Кому какая беда? Дождь умеет заклинать — в засушливый год ведь ты сам, Звяга, за такое умение полжизни отдашь, чтобы только детей голодом не поморить.
— Польза от нее может быть, а вот не было бы вреда! — Звяга огляделся, и толпа у него за спиной тревожно зашумела. — Берегиня — нежить, и что у нее на уме, один леший знает! Дождь она заклинает, а нот как пойдут у вас дети и девки чахнуть, молодые парни с ума сходить — вот тогда запоете!
— У вас еще ладно, а если у нас? — поддержала его Лихачиха. — Я своих детей берегине не отдам! И близко не пущу!
— Гоните вы ее прочь, пока беды не наделала! — добавил худой мужик по имени Сухота и погрозил Гостейке костлявым кулаком. — А то смотри, Жилята, мы ее сами погоним!
— Молчи, дурной! — крикнула ему Былятиха и шагнула вперед. Ее муж, за свои охотничьи успехи носивший прозвище Медвежья Смерть, шагнул вместе с ней, хотя на его честном лице отражались сомнения. — Она мне дочь, и я свою дочь всяким-разным бранить не позволю! Из своего дома кого хочешь гони, хоть чуров из-за печи, а из моего дома я тебе никого гнать не дам! Она мне дочь, мне ее Макошь и Лада послали, и я, пока жива, ее в обиду не дам!
— Так вы, Жилята, ее в род принимаете? — спросил Звяга.
— В род мы ее приняли, а своих не выдаем. Даже если кто и недоволен. — Жилята кивнул и погладил бороду. Может быть, он и поступил опрометчиво, слишком легко поддавшись прелести девичьих глаз и уговорам Былятихи, но поменять свое решение считал невозможным. — Теперь думаем замуж отдать.
— И кто же такой смелый, что хочет ее взять?
— Да я и есть, ты что, забыл? — Искрен прошел вперед и взял Гостейку за руку. Она улыбнулась ему, так же ласково и безмятежно, как будто все, что здесь говорилось, к ней не имело отношения. — Я ее в жены беру.
— Ты совсем с ума сошел, Иверень, что за сына вилу лесную сватаешь! — Лихачиха всплеснула руками. — А ты родичей спросил? Не желаю я, чтобы у меня в родичах лесная нежить жила, не желаю!
— Да когда сватать уговаривались, она не берегиней еще была… — пробормотал отец Искрена, не зная, как тут поступить.
Брать в дом берегиню было слишком страшно, но с трудом верилось, что этакая красота может кому-то причинить вред.
— Не была, а потом стала? Это как же так? — хмыкнул Гудила и заранее отступил на шажок от своей грозной супруги. — Не сомневайся, парень, такое счастье один раз в жизни в руки идет, и то не всякому. Полюбила бы меня берегиня, я бы уж… А то женился на простой девке, а теперь живу с упырицей ненасытной… — Не договорив, он бегом побежал прятаться за спины соседей, потому как такого поношения Гудилиха уж никак не могла стерпеть.
Народ опять слегка засмеялся. Переждав смех, Искрен ответил:
— А я и не думаю отказываться. Она — судьба моя, а от судьбы не бегают. А что она нежить — неправда. Она — человек, в ней дух живой, человеческий. Кто смелый — подойти, потрогай! — Он приподнял руку Гостейки. — Она теплая, и кровь в ней живая.
— Правда, правда! — пробормотала Зорница, и другие девушки Лютичей закивали.
— Дух — еще не душа, — сказала наконец старуха Раме-ниха. Все это время она молчала, сложив сильные толстые руки под могучей грудью, выкормившей девять человек детей, и только переводила строгий взгляд с одного на другого. Но теперь, когда она заговорила, все замолчали и обернулись к ней. — Дух и в звере лесном есть, а душа только человеку дана. Без нее среди людей жить нельзя, кто ты ни будь. Но уж если она есть, то в лес человеческую душу не прогонишь, хоть она и не в человеческом теле поселилась.
— А как же узнать? — Звяга развел руками. — Научи, матушка, если знаешь.
— В ней есть душа! — воскликнул Искрен, твердо в это веря, но не зная, как убедить. — Она любит меня, а без души разве любить можно? И я ее люблю.
— Да ты замороченный, тебя еще очищать надо! — Лихачиха махнула на него рукой. — Куда только мать смотрела! Вот я бы…
— А пойдемте-ка на Дедово поле! — решила Рамениха. — Душу телесными очами не увидишь. Увидят ее те, кто свои земные очи навек закрыл, зато на жизнь нашу земную теперь с изнанки смотрят и многое, чего нам не видно, видят.