След кроманьонца

Щепетов Сергей

Женька встал и сделал широкий приглашающий жест:

— Давай, давай! Садись, ешь!

Стремительным движением руки, как птица клювом, охотник выхватил мясо, мгновенно затолкал в рот и проглотил, чуть не подавившись. Женька отрезал кремневым сколком еще кусок и вновь предложил гостю. Все повторилось.

— Я что, так и буду тебя кормить из рук? Действуй сам! — он протянул острый сколок. — У тебя что, своего нет?

Свой инструмент у охотника был. Он извлек откуда-то из-под шкур кусок темного полупрозрачного обсидиана и принялся за мясо. Минут через пятнадцать совместных усилий от добычи остался довольно чистый скелет с остатками сухожилий

возле суставов. Охотник собрался приступить к дроблению костей, но Женька, слегка объевшийся с непривычки, решил, что это уже лишнее. В лучших книжных традициях он стукнул себя кулаком в грудь, а потом ткнул пальцем в грудь незнакомца:

— Я — Женя, меня зовут Же-ня! А ты? Твое имя?

Тот вздрогнул, быстро огляделся по сторонам, но потом собрался с духом и тяжело выдавил:

— Я — Рам.

Понять состояние этого человека было не трудно: вполне могло оказаться, что он решителен и смел, но привык действовать в коллективе. В одиночку, наверное, никогда ничего не делал, а тут попал в какую-то нестандартную ситуацию. Женька напрягся изо всех сил, стараясь передать, внушить гостю смысл своего требования:

— Ты — Рам, я понял. Говори, Рам, говори! Рассказывай что-нибудь! Говори, говори, только не молчи, говори мне!

Не сразу, но внушение подействовало: Рам заговорил. Сначала медленно и неуверенно, потом пошло легче. А Женька слушал и потел от напряжения — всё-таки очень кстати попался ему этот одиночка!

Когда солнце в очередной раз проглянуло меж облаков, оно оказалось совсем низко над горизонтом. Рам делал все более длинные паузы между фразами: он, кажется, устал работать языком и, главное, никак не мог понять, с чего это он так вдруг разболтался? А Женька был просто изнурен: в голове мутилось, клонило в сон, в горле пересохло. Однако он уже понимал почти все и, наверное, мог даже сам говорить.

— Ну, хватит, Рам. Пойдем на стоянку. Очень пить хочется!

Рам дернулся, услышав от чужака знакомые слова, но, кажется, понял. Он тяжело вздохнул, поднялся и подхватил копье. Они зашагали по сухому руслу, и Женька попытался встряхнуться: расслабляться нельзя, теперь его очередь говорить, осваивать чужой язык.

Солнце, кажется, опять начало подниматься, так и не коснувшись горизонта, когда они вышли к реке, множеством мелких проток широко текущей в низких берегах. Вдалеке на террасе показалось сооружение, похожее на холмик с плоской вершиной, сильно запахло дымом.

— Рам, твои не прогонят меня?

— Не знаю. Очень давно к нам приходил чужак. Он принес почти целого оленя. Он отдал мясо вождю. Его не убили. Он жил с нами.

— Тут в кустах обязательно кто-нибудь есть. Может, поохотимся?

— Мне надо в дом. Я очень долго иду. Дах убьет меня.

— Ну, иди! А я поохочусь и приду к вам.

Рам равнодушно кивнул и пошел дальше. Женька проводил взглядом его сутулую фигуру и принялся осторожно шарить по кустам, вспоминая свои детские приемы охоты. Часа через два-три он подбил двух довольно приличных зайцев, большую птицу, похожую на цаплю, и какого-то водоплавающего зверя, размером с небольшую собаку. Еще он соблазнился длинной пятнистой рыбиной, стоявшей в камышах на мелководье, но с ней ничего не получилось, только промок и перемазался илом. Он кое-как почистился, обвешался трофеями и побрел к чужому жилищу.

То, что Рам назвал «домом» или «жильем», представляло собой низкий широкий шалаш. Было понятно, как он получился: сначала соорудили заслон от ветра с верховьев, потом загородку с другой стороны.

Повода для смены стоянки не нашлось, и заслоны соединили, а потом стали постепенно перекрывать чем придется, подпирая участки крыши корягами, костями крупных животных и просто палками. Все сооружение имело в плане неправильную округлую форму — метров восемь в поперечнике. В центре крыши не было, из дыры струился дымок. Земля вокруг вытоптана, усыпана осколками костей и покрыта экскрементами.

Женька пригнул голову и осторожно вошел в жилище.

— Я принес вам еду, — медленно проговорил он на местном языке, прошел к центру и стал сгружать у тлеющего костра свои трофеи. Потом он высмотрел в полутьме свободное пространство и присел на корточки у стены. Хотелось надеяться, что местный «этикет» им нарушен не сильно.

Все население, вероятно, было на месте — они собрались после прихода Рама. Теперь народ таращился на гостя из полутьмы и молчал. Вероятно, слишком много на них свалилось сразу: убийство мамонта и, соответственно, переселение на новое место, да еще и приход чужака с подарками!

Наконец Рам разрядил обстановку. С заметным усилием он промямлил:

— Ешьте это. Его зовут Же-ня. Он… м-м-м… почти человек.

Женька мысленно усмехнулся: в художественном переводе последняя фраза звучала почти по Киплингу: «Он такой же, как мы, только без хвоста!»

Так или иначе, но сигнал был подан, и над добычей возникла куча мала. Дети накинулись и моментально растерзали и птицу, и зайцев, и водяное животное. Варить или жарить никто ничего не собирался, все благополучно было съедено сырым. Потом дети постарше расползлись по углам, а малышня продолжала возиться и ссориться из-за костей с остатками хрящей и сухожилий. На этом, собственно, все и кончилось: больше на гостя не смотрели, по крайней мере, так открыто и непонимающе, как сначала. Не чувствуя опасности, Женька успокоился и даже задремал — слишком уж длинным получился первый день в чужом мире.

Прошло, казалось, мгновение, и он открыл глаза. Вокруг был все такой же полумрак, но он понял, что спал довольно долго: ноги затекли от неудобного положения, а голова была ясной. Вероятно, сейчас ночь, потому что большинство обитателей жилища тоже спит. Разбудила же его тихая возня и хихиканье у стены напротив. Вскоре звуки стали ритмичными и весьма характерными — для любого мира, где живут люди. Через некоторое время раздался довольно дружный радостный стон, и стало тихо. Парочка отдохнула и вновь начала шептаться. Женька напряг слух, почти перестав дышать.

— Я хочу еще, Рам!

— Подожди немного, нельзя так сразу.

— А я хочу!

Они помолчали. Потом опять женщина:

— Этот чужак такой странный…

— Не знаю… Он дал мне мясо. Он заставил меня долго говорить. А потом сам заговорил, как мы.

— У него волосы пушистые, и смотрит он как-то… Я пойду к нему.

— Хана!

— Отстань!

После короткой возни перед Женькой в полутьме возникло видение. Девица была невысокого роста и довольно хорошо сложена. Очевидно, в ее жизни наступил как раз тот недолгий период, который в какой-то эстрадной песенке обозначен словами «девушка созрела». Чуть склонив набок голову, она в упор рассматривала гостя, сидящего у стены. На ней было лишь ожерелье из чьих-то зубов и камешков, но наготы своей она не стеснялась совершенно. Мысли у Женьки немедленно приняли соответствующий оборот: «Если ее отмыть и сделать эпиляцию, то получится вполне приличная секс-бомбочка, хотя, пожалуй, ноги и коротковаты».