След крови

Сьюэлл Китти

Форрест сжал ее плечи.

— Уже поздно? Поздно вернуть ее?

Мадлен снова расплакалась, он обнял ее.

— Если бы я только знал…

— Поздно, Форрест. Слишком поздно.

Глава шестнадцатая

— Я перерезал артерию в его паху лезвием бритвы. Надрез был тонюсеньким, но и его хватило, — рассказывал Эдмунд с оттенком профессиональной гордости.

Он сидел на кровати, прислонившись спиной к стене и подтянув колени к подбородку. После очередного приступа болезни он выглядел совсем слабым, похудевшим, осунувшимся и напоминал

скорее привидение.

— Это я сделал уже после того, как избил его до потери сознания и подвесил за запястья к балке. Так что ему не пришлось долго страдать. На кухне я оставил записку для его жены — сообщил, что ей не стоит ходить на чердак, поскольку там висит ее мертвый муж. На тот случай, если она не заметит записку, я подставил под него ведро, чтобы кровь не просочилась через пол, не измазала потолок нижнего этажа и не перепугала ее до смерти.

Эдмунд взглянул на Мадлен, растянув губы в улыбке, как будто эти признания — то, что он потрудился сделать для жены убитого, — доказывали его добрый, в сущности, нрав.

Должно быть, в глазах Мадлен это выглядело не слишком убедительно, поэтому Эдмунд поспешно продолжил:

— Их брак изжил себя. Его жена отдыхала в Италии с любовником, а дети вообще никогда не входили в их планы. Он увольнял горничную, когда жена уезжала, а сам пускался в загул, пил и смотрел порно с участием малолеток.

Мадлен стояла у зарешеченной двери и смотрела на Эдмунда Фьюри. Этот разговор был ее ошибкой. Она начала его несколько недель назад, когда между ними произошла та неуместная перебранка. В пылу спора она упомянула именно об этом преступлении, так не похожем на все остальные — Эдмунд предпочитал душить своих жертв.

Из-за боязни скорой смерти — врачи так и не смогли поставить диагноз его странной болезни — Эдмунд убедил Мадлен, что должен объяснить ей свой поступок, поскольку, по его словам, пресса приписывала этому преступлению необычайную жестокость, которой на самом деле не было. Она попыталась объяснить ему, что даже не жила в Англии, когда произошло это убийство, и узнала о нем только от директора тюрьмы. Но Эдмунд твердо вознамерился посвятить Мадлен в тайные рычаги своих преступлений, и теперь его невозможно было остановить. Он был непреклонен: если ему суждено умереть, то хотя бы Мадлен будет знать, что он не такое уж чудовище, каким его представляют. Мадлен сама удивилась, насколько ее подкупило это желание выглядеть достойно в ее глазах.

Поскольку события последних недель несколько стерли четкие границы и ослабили ее оборону, она уступила и согласилась его выслушать, если он будет сидеть на безопасном от нее расстоянии. Она избегала смотреть ему в глаза, но не отводила взгляда от его рук. Они казались на удивление безобидными: белые, чуть полноватые. За шесть лег тюремного заключения они не подвергались воздействию погоды, не выполняли тяжелой физической работы. Она представила, как мягкие бледные пальцы аккуратно разворачивают старомодное лезвие бритвы, расстегивают ширинку брюк жертвы, стягивают их и обнажают гениталии, а жертва висит в полубессознательном состоянии, возможно, умоляя о пощаде.

Ей стало не по себе.

— Этот подонок уже сидел в Англии за развращение малолетних. Ему и двум его друзьям принадлежала вилла в Таиланде. Догадайтесь, чем они там занимались?

— Значит, он заслужил свою смерть? — уточнила Мадлен, стараясь, чтобы голос прозвучал равнодушно.

Эдмунду не понравилось, что в ее голосе проскользнули саркастические нотки, и он не удержался от язвительности.

,289;

— Я сделал это за деньги, моя красавица. Я думал, что ясно дал это понять. Клиент заплатил целое состояние за убийство этого человека, а то, что он оказался мразью, лишь упростило дело. Я даже получил удовольствие от его устранения.

— Все ваши жертвы… были мерзавцами и подонками?

— Я не смогу избавить человечество от мрази, да? — резко выпалил он. — Да, вы правы, в мире до черта подонков!

Эдмунд раздраженно покачал головой, как будто объяснить собственную философию человеку непосвященному — вещь непосильная.

— Мадлен, пожалуйста, не забывайте, я убивал только взрослых мужчин, мужчин, которые притесняли и обижали других. Иначе зачем было их убивать? Я — чистильщик. Или мусорщик Я избавляю от мусора, от тех элементов, к которым остальные даже брезгуют прикоснуться. А правосудие просто не может дотянуться до них своими коротенькими ручками. И видите, кто расплачивается! Но подумайте: если бы один из этих подонков хоть пальцем тронул маленькую внучку судьи, разве стал бы суд преследовать меня за то, что я избавил мир от мрази? — Эдмунд подался вперед и прорычал. — Стал бы, Мадлен?

Мадлен, широко раскрыв глаза от ужаса, пожала плечами и не сразу нашлась, что возразить.

— Я имел дело только с взрослыми мужчинами, — настойчиво повторил Эдмунд, — никогда не трогал юнцов, какими бы отвратительными они ни были, не трогал женщин и детей. Согласен, временами мои жертвы испытывают страдания. Иногда на этом настаивали сами клиенты. Если речь идет о мести, я иду навстречу. Оказываю такие услуги.

— Оказывали! — поправила Мадлен.

— Оказываю, — отрезал Эдмунд. Он прищурил глаза, внимательно разглядывая ее. — Я ведь вам уже говорил: у меня длинные руки.

Мадлен оперлась локтем о решетку и поставила ногу на ящик, который попросила у надзирателя. Никакая спина не выдержит, если целый час стоять навытяжку. Она сказала директору тюрьмы, что у стоек баров есть специальные выступы для ног, чтобы посетители задерживались там подольше. И он пошел ей навстречу.

— Эдмунд, вы на самом деле не шутите, когда говорите, что можете убивать даже отсюда? Можете уничтожить любого за пределами тюрьмы?

— Если бы я захотел, моя красавица, то уж будьте уверены! В укромном месте припрятаны денежки. Кое-кто готов оказать мне услугу. Другие передо мной в долгу. Некоторые из них пойдут на многое ради меня.

Значит, он не черной магией бредил. За стенами тюрьмы есть люди, готовые действовать по его приказу.

— Я вам не верю, — заявила она, пытаясь унять дрожь. — Может, оставим эту тему? Справедливость и несправедливость своих деяний вы можете обсудить на сеансах с доктором Уэзерли.

— Мне важнее, чтобы поняли вы, а не доктор Уэзерли. Мне совершенно наплевать, что он обо мне думает.

— А зря. Доктор Уэзерли отличный психиатр. Он действительно может вам помочь… Например, заставить вас понять, что недопустимо лишать жизни другого человека — независимо от того, что он мерзавец и негодяй.