След лисицы на камнях
Шрифт:
– Подруга Бакшаевой говорит, что у ее хахаля есть машина, – позвонив, сказал Бабкин. – Подержанная «Дэу Нексия». Возняку ее подарил отец. Номер я записал, хочу кое-что проверить. Кстати, везу тебе в подарок фотографию.
Он скосил глаза на бумажный прямоугольник, который после долгих уговоров согласилась выдать ему Светлана. «Отдашь, когда найдешь Верку», – предупредила она и вдруг некрасиво разрыдалась, одной рукой закрыв лицо, а другой маша на него: уходи, уходи. Он и ушел, затылком чувствуя укоризненные взгляды ее подруг.
– Возняк – это не наш ли Возняк? – живо спросил Макар.
– Наш. Петр, сынишка
– Они не расписаны?
– Подруга утверждает, что нет. Я заскочу на обратном пути к следователю, попрошу его отправить запрос. Тогда будем знать наверняка.
– Где она жила последние два года?
– Будешь смеяться: там же, где и раньше. По липовой регистрации. Работала поварихой, на одном месте долго не засиживалась. Исключение – только последняя столовая, где я как раз нашел подругу. Она уверена, что Вера мертва и убил ее Петр. Про Красильщикова, по ее словам, никогда в жизни не слышала.
– Не врет?
– Не похоже. Когда в августе Вера не вышла на работу, в столовой не слишком забеспокоились, такое и прежде случалось. Бывало, она проявлялась вообще в другом городе. Подруга пыталась дозвониться до Петра, но он сначала сбрасывал звонки, а потом стал абонентом вне зоны действия сети.
– Любопытно, любопытно, – протянул Илюшин. – Ладно, возвращайся.
– Задержусь немного. Вечером буду.
«Белая «Нексия», битая, задняя пассажирская дверь черная», – описала Светлана машину Петра Возняка. Регистрационный номер женщина не помнила. Сергей Бабкин отметил все заправки по дороге на Камышовку, распечатал увеличенную фотографию Веры и двинулся в путь.
Надежда на то, что кто-нибудь опознает Бакшаеву, была ничтожна. Если он прав в своем предположении, «Нексия» проезжала по этому маршруту лишь один раз, и с тех пор прошло три месяца. Но Бабкин не привык оценивать вероятность успеха; он привык хорошо делать свою работу.
Он ехал, останавливался на заправке, спрашивал о женщине на фотографии, описывал машину Возняка. Не торопясь, терпеливо, от одного кружочка на карте до другого. На трехсотом километре они начали сливаться в его воображении; на четырехсотом он взглянул на навигатор и испугался, что пропустил одну. По закону подлости это должна была оказаться именно та заправка, где Вера заливала бензин. Сергей развернулся, проехал сорок километров и, увидев озадаченные лица девушек в мини-маркете, понял, что все-таки он здесь уже был.
На предпоследней заправке перед Камышовкой красивая женщина лет сорока, переставлявшая канистры с омывайкой, мельком глянула на его снимок и крикнула:
– Коль! Дуй-ка сюда!
Подошел седой охранник с большой, как у лабрадора, головой.
– Узнаешь эту суку?
– Какую?
– Которая погром устроила!
Тот полез в нагрудный карман за очками, что-то неуверенно бормоча, и надев их, преобразился в немолодого профессора; Бабкин, онемев от неожиданной удачи и из опасения, что лишним словом может спугнуть свое везение, молчал. Охранник изучил фотографию с таким видом, с каким врач изучает на консилиуме сложный случай, и вернул Сергею.
– Она, – веско сказал он. – Видали мы эту даму. Запоминающаяся.
– Сволота она, а не дама!
Бабкин осторожно выдохнул.
Вера Бакшаева
– В туалет она попросилась. А у нас в тот день как раз бачок сломался, ждали, когда починят. Она давай настаивать, чтобы ей дверь открыли, – мол, все мы врем, просто хотим слупить с нее побольше денег. Каких еще денег, когда туалет бесплатный? А у меня клиенты: один кофе просит, другой ждет с ребенком, пока блинчики разогреются… Не до нее, в общем. А она настырная! Не унимается никак. Ей Коля говорит: успокойтесь, дамочка, не работает туалет. Она кричит: где табличка? Почему не повесили табличку «Туалет не работает»? А какая табличка, когда он час как сломался! Не успели мы… Она шумела-шумела, потом стала требовать, чтобы ее в нашу уборную пустили. У нас для сотрудников вон там, в стороне, отдельная кабинка стоит.
– Но Катерина Пална уперлась, – с ухмылкой сказал охранник.
– Если со мной по-хорошему, то и я хорошая, – отрезала пышногрудая Катерина Пална. – А кто с мечом придет, тот пусть на харакири потом не обижается. Я ей сказала: женщина, у меня инструкция, не имею права вас пустить. Она говорит: тогда я здесь нассу. Я говорю: ну ссы, если сраму не хватает. Пока она шумела, у меня люди разбежались. Мужчина ребенка увел, за блинчики платить не стал. Ну, я его не виню: как она ругалась матерно, это же уши в трубочку сворачивались! Коля стал выводить эту дрянь, а она повернулась вроде как ненароком и целый стенд с шоколадками свалила.
– Толкнула она его, – вмешался охранник. – Всей тушей надавила!
– Ага. Ахнула, типа от неожиданности, – и лыбится. Не повезло вам, говорит. И унитаз сломался, и «Сникерсы» разлетелись… Не будет вам больше ни в чем счастья. Глядите, чтобы бензин не взорвался.
– Я после такой заявы пошел за ней и стоял рядом, пока она заправляла свою колымагу, – хмуро сказал охранник. – Думал, может, больная. Нальет бензину на асфальт и подожжет.
– Она и есть больная! Бешеная!
– Бешеные воды боятся…
Охранник и Катерина Пална поспорили немного о природе заболевания скандальной клиентки и сошлись на том, что Вера Бакшаева «психическая».
– Можно проверить по документам, какого числа вызывали сантехника? – спросил Сергей.
Да что ты, мил человек, какие тебе документы, сказали ему, три месяца прошло. Но Бабкин так искренне огорчился, что суровая Катерина Пална растаяла, позвонила кому-то, и выяснилось, что сантехник был свой, Людкин племянник. Через неизвестную Людку вызвонили его, а он сверился со своими сантехническими записями, и спустя каких-то пятнадцать минут Бабкин знал: Вера Бакшаева проезжала через заправку утром пятнадцатого августа.
Красильщиков весь день провел рядом с печником, скособоченным человечком, путавшимся в собственной густой бороде. Макар отвел его в сторону и расспросил о вчерашнем дне. Печник, удивленно глядя на него, ответил, что Михалыч, конечно, приезжал; потом испугался, что сказал лишнего, и бочком убежал к Красильщикову.
Макар сел на крыльцо и погладил молчаливую собаку Чижика.
– Пойдем, дружище, побеседуем с кем-нибудь.
Старуха Худякова, увидев Илюшина, совершенно не удивилась.